Сергей Шнуров: "Ну, допиши что-нибудь от себя"

Поделиться в соцсетях:

Профессионал

С бывшим фронтменом “Ленинграда” Сергеем Шнуровым не стоит говорить об алкоголе, ненормативной лексике, анаше, цензуре и богословском образовании. Об этом уже все сказано. О его богословском образовании как самом эффектном контрасте к алкоголю, ненормативной лексике и анаше – едва ли не больше всего. Поэтому совершенно непонятно, о чем с ним вообще разговаривать. Интервью – ведь это такая ролевая игра, когда артист притворяется, что ему есть что сказать, а журналист – что ему дико интересно об этом выспрашивать. Шнурова можно уважать уже за то, что он особо и не притворяется. И не стреляйте в журналиста – он играет как умеет.

Совесть нации

Если вспомнить, с чего “Ленинград” начинался, и сопоставить с тем, чем он теперь кончился, то нарисуется странная траектория. Первая пластинка со Шнуровым, без электричества, все эти яйца, табак, перегар и щетина – довольно злой шарж на русского мужика, который страдает/бухает, обувь не чистит, но слезы льет и в душе свой жанр имеет. Жанр, идеально отображающий истерзанное нутро такого персонажа, – шоферской с надрывом шансон в широком диапазоне, до группы “Ноль” с гитарными страданиями включительно. Вот саркастическая перепевка этих вечных мотивчиков делала “Ленинград” коллективом уникальным, смешным и интересным. Но затем последовали пластинки, одна другой душевнее, в которых романтические страсти разыгрались не на шутку – чувство юмора “Ленинград” оставило, зато подтянулись персонажи в нечищеной обуви, которые любят спьяну пролить слезу. Началась любовь народная, коммерция, амбиции, рок-н-ролл, телевизор – пропал дом.
Шнурову теперь светит сольная карьера. Что это будет за музыка, не спрашивайте: у двух моих знакомых взяли автографы пролетарского вида мужики за пятьдесят, потому что знакомые на их глазах разговаривали с Самим.

– Мы разговаривали года два назад, нас тогда от журнала в ДК МАИ трое пришло, не считая фотографа. Я задал один вопрос: “У тебя совесть есть?” – и попрощался.
– А я помню. Вы пьянющие были… Я тоже.

– Ты с тех пор столько раз объявлял о распаде группы, что уже никто не верит.
– Группа “Ленинград” с момента создания бесконечно распадается. Перманентное состояние. Это не является каким-то пиар-ходом – это понятно? Что невозможно столько раз делать одно и то же. Внутренние противоречия, которые касаются только меня, толкают на такие экстремистские шаги.

– То есть если завтра город украсят афиши распавшегося окончательно “Ленинграда”…
– Это будет нормально.

– Где есть Сергей Шнуров и еще хоть один музыкант – то это уже группа “Ленинград”. Ты правда так говорил?
– Да, правда так говорил.

– Это не мания величия?
– Это исторический факт.

– С тобой все в порядке. А вот “Ленинград” прекращает деятельность. Музыканты твои всегда производили впечатление маловменяемой неуправляемой массы. Они-то куда денутся?
– Через “Ленинград” прошло около тридцати музыкантов. Ты сейчас о ком?

– Ну, Ромеро.
– Ромеро уже работает. Продает компакт-диски.

– Стоит с лотком на улице, что ли?
– Зачем на улице? В магазине, в тепле, неплохо пристроился…

– А Пузо?
– Пузо как занимался архитектурой, так и занимается. “Ленинград” для него как был хобби, так и остался.

– “Ленинград” изначально для всех был хобби. Для меня идеальная пластинка – это “Мат без электричества”: собрались десять человек и вместе валяют дурака. Чем дальше, тем пафоснее. Это, по-моему, вас и загубило.
– Последняя пластинка…

– Последняя пластинка, которая “Точка”, я извиняюсь, конечно…
– “Точка” – это просто материал, который издан компанией ради наживы – никакой цельности там нет, эклектика: это просто все, что когда-то писалось на студии, не вошло в альбомы, осталось. Я бы этот материал, честно, выпустил лет через десять для каких-нибудь коллекционеров. Мне очень хочется, чтобы к “Точке” никто не относился как к полноценному альбому. Всерьез.

– А сказать компании “нет!” – у вас не те отношения?
– Невозможно. Ну, если люди хотят заработать денег – ради бога! Песни принадлежат им – ну, эти объедки с разных альбомов… Юридически невозможно.

– Лучше всего звучит, кстати, песенка с “Дискотекой Авария” – под этот бодрый бит твои слова звучат, как вой какой-то.
– Да, танцевальненькая.

– Какая танцевальная! Она похоронная просто! Там по контрасту слышно, что человек очень усталый, вялый поет.
– Да я под нее и не танцую. Хотя как эксперимент, как общение с “Дискотекой Аварией” – мне все ребята очень понравились. Как личности.

– Слушай, это же видно, что ты из приличной семьи. Родители наверняка интеллигентные, высшее образование и т.д. Это закономерность такая, что мальчиков из хороших семей тянет на помойку?
– У мамы с папой? Высшее. Ну, дело в том, что Ленин тоже был из приличной семьи и к нему тоже тянулись не лучшие люди.

– Просто “Ленинград” образца “Мат без электричества” – это был юмористический проект для интеллигентов; а сейчас ты самый любимый певец таких парней, которые в турецкой коже ходят.
– На самом деле это не плохо. Если так думать, то “Джоконда” тоже у многих висит в туалете – это же не уменьшает достоинств “Джоконды”. Если парни воспринимают на своем уровне, значит, так тому и быть. Многие делают татуировки церквей на спине, это же не умаляет красоты храмов!

– Ага, сейчас мы будем о шансоне говорить? – ты в ту сторону дрейфуешь.
– Шансон неправильно рассматривать как чисто уголовный фольклор. Шансон у нас выполняет функцию кантри в Америке – наверное, скоро будут огромные фестивали, только вместо ковбойских шляп люди будут ходить в кепках. У него вообще очень много общего с разными корневыми движениями – как рэп. Очень многое говорит о том, что шансон будет таким фундаментальным пластом со своей мифологией. Убийство Круга…

– Кстати. Авторитетные люди как-то отозвались уже на твою деятельность в этом жанре? Типа там ящик водки от Евгения Кемеровского не передавали?
– Не-а… У меня другие поклонники. Типа Виктора Ерофеева.

Момент истины

На фоне той пьяной кронштадтской демократии, которую культивировал “Ленинград” на концертах, нынешние повадки Шнурова кажутся оскорбительно барскими: в поклонниках у него писатели, которых принято считать умными, – это ладно, это шлейф выступлений в интеллигентных местах вроде “ОГИ”. Простить С.Ш. не могут другого – того именно, что он, как выяснилось, последнюю рубаху не отдаст и подыхать под забором, как Аркадий Северный, не собирается. Бросил пить. Народному певцу, которому уже и тульские оружейники в знак любви гравированные пистолеты дарят, это не идет: злые языки утверждают, что по Питеру Шнур ходит с охранниками, совладеет бензоколонкой и вообще уже, как Филипп Киркоров, на олигархических днях рождения поет. Аркадий Северный на днях рождения тоже пел, но оставался при этом запойным бродягой без кола и двора. Шнур же свил дизайнерское гнездо на Петроградской стороне и, что неожиданно, последовательно оберегает от какой бы то ни было публичности жену Свету и сына Аполлона. При появлении фотографа: они ушли гулять, и все.
Массы все это травмирует: душа должна быть нараспашку, чтобы струны рвать и ни в коем случае не прожить дольше Высоцкого. Что это просто такая работа (высокооплачиваемая), массе хрен объяснишь – платит-то она.

– Аполлону три года будет в марте. Он на твоих концертах уже был?
– Зачем? Смысл?

– Ну, я часто на твоих концертах видел детей – то есть не тинейджеров, а детей, которые приходили с милыми интеллигентными родителями.
– Мне это вообще очень не нравится. Во-первых, там накурено. Во-вторых, непонятно, чем все кончится. В-третьих, зачем ребенку вот это все?! Аполлон Сергеич у меня смотрит “Бременских музыкантов” и поет оттуда все песни уже, кстати. Мне кажется, что в его возрасте человек должен с такой музыкой встречаться.

– Ты сказал, “непонятно, чем кончится”. Я бы посчитал это позой такой красивой, если бы не помнил. Были такие концерты, когда ты бледный как смерть шатался, и я гадал все: грохнется – не грохнется? То есть еще шаг, и фронтмена мы потеряли. Ты себя минимально контролируешь?
– Я падал со сцены. Это искренность. Если человек падает со сцены – значит… Ну, значит, правда, пьяный! А я вот вчера посмотрел на Найка Борзова – вот что страшно! Такой бледненький, неспортивного вида мальчик… Совсем неспортивного. Я с ним не нюхал, конечно, деталей не знаю, но страшно. То ли дело Расторгуев. Мне Расторгуев нравится.

– Расторгуев – правильный мужчина. Ты в нашем журнале комментировал гороскоп и сказал, что сам всегда зачинщиком драк выступаешь…
– Ну, это неправда! Хотя бы через раз. Все получается как-то само собой, само оно ко мне липнет.

– …так вот. У тебя при таком образе жизни какая-то спортивная подготовка есть? Ну, там, зарядка-спортзал?
– Иногда хожу на бокс. У меня приятель есть – чемпион СНГ по боксу в среднем весе. Он мой личный тренер, время от времени. Ну, сейчас, рука пока сломана…

– Правда, железку вставлять будут? Терминатор?
– Ну да. Вообще идеально было бы отрезать себе руку и сделать крюк.

– На гитаре играть не с руки.
– Не, почему, можно в крюк вделать медиатор.

– Слушай, а тебя пресса не достала? Нас ведь много – звонят каждый день?
– Не каждый, но через день. Просто есть люди, которые сами в себе, у них там внутренний мир какой-то, что-то у них происходит. А мне вот несложно попиѕдеть. Могу просто сидеть так и пиѕдеть довольно долго. Для меня интервью – это не какой-то момент истины, не откровение… Пиѕдеж!

– Пиѕдеж, конечно. У тебя висит на стене такая эротическая картина в гогеновских цветах…
– Скорее в матиссовских!

– …тысяча извинений. Ты до сих пор рисуешь?
– Видишь, я занимался копиями профессионально. Реставрационное дело, училище, два года этому посвятил. А сейчас вообще не рисую. Если б я был художником, я бы, наверное, повесился. Мне непонятно, как можно себя выразить живописью в XXI веке.

– А чем можно?
– Мне кажется, в Quake III можно выразиться гораздо сильнее.

– Мне рассказывали дикую историю, что в каком-то Усть-Урюпинске к тебе подошел поклонник, который выбил себе передние зубы, чтобы быть похожим на Шнура. Это правда?
– Это правда.

– Тебя это не смущает никак?
– Это же не мои зубы. Свои я вот вставил.

Сделать интервью с Сергеем Шнуровым невозможно: то есть издания, которому он интервью еще не дал, надо поискать. Но это не интервью. Шнур – человек непробиваемый; каков вопрос – таков ответ. Да, нет, не помню, шутка. Минуте на двадцатой, исчерпав темы для обсуждения, потому что не о Боге же и душе с ним разговаривать, вы понимаете, что визави способен с циническим спокойствием терпеть вас и подыгрывать час, два часа, сутки. Трындеть без остановки и при этом молчать как партизан. А о чем говорить, собственно? Шоу-бизнес и журналистика сделаны из общей материи – воздуха. Творчество всякой рок-звезды и сенсация любого таблоида высосаны из одного толстого пальца. Он это понимает, я это понимаю, каждый из нас понимает, что собеседник понимает: все хѕня и наѕбалово. “Ну, допиши чего-нибудь от себя, что ли. Профессионал же”, – посоветовала на прощанье рок-звезда.
Между прочим, когда два года назад, пьянющий, я спросил Шнура, есть ли у него совесть, он спокойно ответил: есть.

Дмитрий ТКАЧЕВ,
“МК-Бульвар”,
20.01.2003