Сергей Шнуров: Нет более веской причины, чем “я так хочу!”

Сергей Шнуров, группа Рубль. Портрет, 2009 год Интернет
Радио TUT.BY и ET CETERA побеседовали с известным представителем современной российской культуры Сергеем Шнуровым. Наш гость - человек весьма неоднозначный, и тем не менее практически все, кто знает о нем, не остаются к нему равнодушными: он вызывает либо сильную симпатию, либо резкое неприятие. А что же еще может являться признаком неординарной личности?
Поделиться в соцсетях:

Записывая текст беседы, мы решили не удалять из ответов Сергея Шнура табуированную лексику – это серьезно отразилось бы на смысле сказанного. Однако во избежание упреков от моралистов мы заменили некоторые буквы в таких словах многоточиями.

– Вы – рок-музыкант, киноактер, телеведущий. Кем являетесь в большей степени?
– Я просто человек, самый обыкновенный, который в силу обстоятельств и каких-то причин занимается всей этой ерундой.

– То есть такое количество творческих сфер – своеобразный поиск себя?
– Нет. Я готов заниматься чем угодно, лишь бы не работать, лишь бы не ходить на службу и не получать зарплату “у дяди”.

– Выходит, это некая степень свободы?
– Бескрайней свободы, я бы сказал.Сергей Шнуров, группа Рубль. Портрет, 2009 год

– После школы вы учились в Ленинградском инженерно-строительном институте, затем в ПТУ, где получали специальность реставратора произведений, затем в вашей биографии значится религиозно-философский институт при Духовной академии. Как уживаются все эти сферы в одном человеке? Это поиск себя или какой-то интерес?
– Я просто плыл по течению. В строительный институт я пошел, потому что в армию не хотел. В реставрационную путягу – из тех же соображений: там давали какую-то отсрочку, шикарную стипендию, форму. Там кормили. В религиозно-философский институт пошел с другом за компанию. Там, кстати, тоже кормили.

– Что вам дало, помимо профессии, обучение в каждом из этих заведений?
– Я общался с интересными людьми: например, в инженерно-строительном институте на то время была куча хиппанов, совершенно замечательных и передовых по сравнению с гражданами нашей страны того периода. Все заведения были прекрасны, и я ни о чем не жалею.

– Вы просто плыли по течению?
– Да, наверное. Хотя если бы я просто плыл по течению, в 18 лет загремел бы в армию. И все, приплыл бы сразу же – прибило бы к берегу.

– Эти учебные заведения никак не связаны с музыкой. Как она появилась?
– Музыкой я вообще заниматься не собирался. Класс скрипки отнял у меня шесть лет моего прекрасного детства, и теперь я скрипку ненавижу вообще: на звук, на дух, на вид, на форму. Это дьявольский инструмент, и прикасаться к нему я не буду никогда.

Когда я завязал с этим “замечательным” занятием, решил для себя, что музыкой заниматься не буду никогда. А потом жизненный опыт подсказал мне, что парень с гитарой имеет гораздо больше шансов у девчонок.

– То есть в вашей жизни появилась музыка только исходя из этого?
– Ну да. Из чего еще исходить?

– Вы просто хотели произвести впечатление?
– Нет. Я просто хотел е….ся. Зачем производить впечатление, если нет результата?

– А каким вы были в детстве? Вы бунтарь по сути?
– Да нет, какой же я бунтарь? Я совершенно спокойный человек. В детстве хулиганил, бил стекла, как обычные нормальные дети.

– А атмосфера Ленинграда на вас как-то влияла?
– Конечно, да. Город, помимо того, что был культурной столицей, был еще и бандитским Петербургом с пивнушками и мороженицами. Сама атмосфера города трех революций, конечно, влияла на формирование характера.

– В одном из интервью вы как-то сказали, что Ленинград нынче не тот. Что изменилось?
– Да Ленинграда нет вообще! Я родился в городе, которого нет, в той стране, которой тоже уже нет. В моем паспорте так и значится: “Город Ленинград. Рожден в СССР”. Это две географических точки, которых уже не существует. То есть я рожден мифом в мифических географических точках.

Сергей Шнуров, группа Рубль. Портрет, 2009 год– Сам город вас как-то воспитывал? Атмосферой, жителями… Ведь Ленинград – город непростой. 
– Он всех воспитывал. Кто-то спивался, кто-то старчивался на герыче, кто-то становился ментом. Все жили в одном городе, но все равно было ощущение Горожанина с большой буквы “Г”.

Сейчас Петербург превратился в мегаполис, и городского духа уже нет. Случись, не дай Бог, война и захвати нас немцы в кольцо, я думаю, мы бы город сейчас не отстояли.

– Жалеете, что нет этого духа?
– Да нет, о чем жалеть? Я вообще ни о чем не жалею.

– Что значит для вас рок-музыка?
– Я рок-музыку ненавижу и рок толком никогда не играл. Только группа “Рубль” сейчас отчасти играет рок-музыку.

Группа “Ленинград” не являлась в полной мере рок-формированием – мы играли что угодно. Музыка с барабанами не означает рок.

– В некоторых интервью вы очень колко высказываетесь о других рок-музыкантах. Речь шла, по-моему, о Гребенщикове, Шевчуке. Почему так? Недолюбливаете своих коллег?
– Дело в том, что я их и коллегами не считаю. Мы не делаем одно дело. Они занимаются какими-то совершенно другими вещами.

– Как тогда определить музыкальный стиль, в котором вы работаете?
– Не хочу я этого делать. Если я определю стиль своей музыки, то загоню себя в какие-то рамки – зачем мне это нужно? Музыкант, да и все. А может, и не музыкант – я даже музыкантом себя не считаю. Ростропович был музыкантом, а я какой музыкант? Тоже не особенный музыкант, так, занимаюсь перформансом, из жизни делаю искусство.

– То, чем вы занимаетесь, – это искусство? Или это тоже какие-то рамки?
– В современном мире любой жест является искусством. Даже вы сейчас занимаетесь искусством.

– Какие важные этапы в становлении себя в искусстве вы можете выделить? Или все происходило по наитию?
– У меня есть этап зеленый – когда я курил ганджу. Это был довольно длительный и серьезный этап. Потом был синий этап, когда я бухал. Потом был этап, когда я нюхал кокаин. Вот, собственно, и есть эти три этапа: зеленый, синий и белый.

– А в творчестве?
– А это все отражалось и в творчестве.

– То есть вы рассматриваете творчество через призму этих этапов?
– Ну я же изменял сознание, правильно? И, соответственно, менялось то, что я делал до этого.Сергей Шнуров, группа Рубль. Портрет, 2009 год

– Что для вас значит группа “Ленинград”?
– Веселое времяпрепровождение. Мы прекрасно провели двенадцать лет, половину из которых я не помню. Шикарно провели время! Жаль, не записывали их.

– А в чем секрет популярности этой группы? Вы же как-то объясняли ее себе. Популярны, чего греха таить…
– Ну да, чего греха таить, “Ленинград” – культовый коллектив. И вовремя закончился, на мой взгляд. А популярность была, наверное, из-за искренности: мы не боялись быть на сцене такими же, какими и за сценой, и даже чуть хуже. Все хотели казаться на сцене лучше, как-то причесывались, а мы, наоборот, хотели казаться еще хуже, чем есть.

– Согласно музыкальным энциклопедиям в песнях стилей панк-рок, ска, шансон повсеместно используют ненормативную лексику…
– Это они врут. Какая там ненормативная лексика? “Х..”, что ли, ненормативная лексика? По мне – так нет.

– Ваша ненормативная лексика – это вызов? Или вы считаете, что в творчестве нужно быть настолько искренним, чтобы показывать себя таким же, какой ты есть в жизни?
– Я понимаю качественную разницу между словом “хорошо” и “за…сь”. Для меня это два разных слова, два разных состояния. “Хорошо” не передает моих эмоций, а “за…сь” передает. И я понимаю разницу между “за…сь” и “пи…то”. Ведь есть же разница: “за…сь” – это импульс, а “пи…то” – это течение. Слово “хорошо” не соответствует ни одному из этих значений.

– Получается, что это самовыражение ваших внутренних чувств?
– Это не самовыражение, ведь эти слова придумал не я. Я их увидел и подумал: “Почему бы их не использовать, если они так отражают эту эмоциональную составляющую, как никакие другие слова?”

– А как вы относитесь к тому, что матерные слова Шнурова расценивают как протест? Мол, так он протестует…
– Бред. Протестовать нужно против чего-то, а против чего мне протестовать? Против обывательщины? На самом деле, обыватели матерятся некрасиво, много и без знания дела. Против этого мы не протестовали. Есть люди косноязычные, которые не умеют говорить ни с помощью мата, ни без него. Просто не умеют. Их большинство.

– Я сейчас понимаю, почему некоторые люди ругаются: можно просто ляпать какие-то слова, но совсем другое, когда ты понимаешь эмоциональное отличие того или иного слова. Но большинство почему-то эту разницу не видит и высказывает свои претензии к аморальности таких слов.
– Наверное, так и есть. Но ведь ложка дорога к обеду: использование каких-то слов в определенном контексте неуместно.

– А какие слова вы не используете?
– Не использую слова, которые люди заведомо не поймут. Я стараюсь их не использовать: зачем говорить на языке, который люди не понимают? Стараюсь говорить просто, ясно и понятно.

– Вам часто вменяют в вину, что вы своим творчеством испортили целое поколение. Я не спрашиваю, согласны вы с этим или нет. Мне интересно, почему, на ваш взгляд, бытует такое мнение?

– Потому что нужно найти виноватого. Кто же испортил? Не задающий же вопросы! Давайте я соглашусь: да, своим творчеством я испортил целое поколение. Вы верите в это?Сергей Шнуров, группа Рубль. Портрет, 2009 год

– Я – нет.
– Я тоже. Я бы очень возгордился тем, что способен испортить целое поколение. Это было бы круто.

– При этом вам “инкриминируют”, что в своих песнях вы выкрикиваете то, о чем думает народ. Можно ли вас в таком случае назвать неким рупором современного общества?
– Нужно определиться: либо я испортил поколение, либо оно само так думало.

– Вы для себя определились?
– Нет. Я, собственно говоря, и не думал на эту тему. Я занимался тем, чем занимался, и как и на кого это влияло – не показатель. Кому-то и кофе будет смертельно вреден, если у него аллергия. Не пейте кофе, вот и все.

Проблема не в кофе, а в человеке: если он выпьет двадцать литров кофе, понятно, что он охереет, ему станет плохо. Проблема в соразмерности и правильном отношении: нужно отличать искусство от жизни, интервью от исповеди, послание президента от проповеди. Это, на мой взгляд, разные вещи.

– Пишут, что на концерте в Нюрнберге вы вышли на сцену голым. Темпераментным немецким зрителям шоу очень понравилось. Выступать голышом на сцене – это тоже самовыражение? Или это пиар и эпатаж?
– Все было гораздо проще. Было очень жарко, мы были в туре, у нас не было чистых вещей. Мы вышли голыми, потому что не хотелось в мокрых вещах ехать потом в автобусе. Я в этом ничего страшного не вижу.

– Но почему-то все ищут в этом какой-то самопиар…
– Это глупо. Пиар – слово, которое вообще ничего не объясняет. Есть очень много людей, которые ходят голыми, и почему-то у них из этого никакого пиара не получается. Большинство из нас матерится, но и это не пиар.

– Так чего тогда хотят от Шнурова? Почему каждое ваше действие, которое обществом считается ненормальным, распирается и разносится в Сети, и все думают: “Какой он мерзавец, этот Шнуров!” Почему, на ваш взгляд, так пристально следят за вами?
– Люди скучно живут, и им интересно жить не своей жизнью. Они и сами с удовольствием вышли бы голыми, отматерились, е…сь налево и направо и ходили все время бухими, да только смелости не хватает.

– Вы своим примером показываете, что можно и так?
– Можно. Можно курить по три пачки в день и чувствовать себя прекрасно. Можно выпивать два литра и чувствовать себя замечательно. И вранье, что все это – смертельные дозы.

– А в вашем творчестве есть место эпатажу или он к вам вообще не относится?
– Эпатаж – слово дурное. Может быть, подходит слово “вызов”, но это вызов самому себе. Любое творчество можно рассматривать в нескольких плоскостях и в огромном поле интерпретаций. Творчество Ван Гога или Тулуз-Лотрека – тоже вызов. Любое творчество – вызов. Если это не вызов, значит, это не творчество.

Сергей Шнуров, группа Рубль. Портрет, 2009 год– От чего в творчестве вы получаете максимальное удовольствие?
– В разные времена было по-разному. Когда-то мне нравилось что-то придумывать на студии, когда-то нравилось вообще ничего не придумывать, когда-то нравилось играть концерты. Всегда по-разному. Но самый лучший кайф и мощный наркотик, придуманный человечеством, – это момент создания чего-то, тот самый момент, когда ты внутренне решаешь поставленную самому себе задачу.

– Опишите свой такой момент…
– Я их не запоминаю. Это то же самое, когда ты испытываешь оргазм, когда ты кончаешь, находишься где-то не здесь, и следить за тем, что происходит в комнате, ты не можешь.

– Сергей, часто в интервью вы говорите, что творите то, что вам нравится. То есть, как я понимаю, о зрителях в данный момент вы думаете в меньшей степени. Но поклонники все равно находятся.
– Совершенно понятно, что конъюнктуру рынка я чувствую: я могу сделать абсолютно конъюнктурную вещь, которая будет нравиться миллионам. Могу поставить себе совершенно другую задачу: сегментировать этот рынок и подумать о друзьях или, скажем, о себе.

Таких людей, как я, немного, и глупо думать, что то, что нравится мне, понравится очень многим. Все эти ролевые и игровые мотивы – элементы настоящего современного искусства, где непонятно, что есть правда, а что – симуляция.

– Какой должна быть вещь, чтобы ее приняли массы?
– Сейчас сложно сказать однозначно, так как социум очень разделен. Все находятся в некой разрозненной культуре: понятно, что девочка-эмо не поймет мальчика-рэппера, мальчик-рэппер не поймет человека, слушающего Круга, а человек, слушающий Круга, не смотрит балет. Все люди разбиты на какие-то слои, и соединить их посредством творческого экстаза в общность великого стоит. Не существует механизма, как это сделать. Над этим можно думать, искать в людях что-то общее, которого становится все меньше и меньше.

– Какой он, ваш зритель и слушатель?
– У меня его нет: я разогнал всех зрителей, когда разогнал группу “Ленинград”.

– Вы дали замечательные концерты в Москве, после которых разогнали группу “Ленинград”. Наверное, в причине разгона ищут какой-то сакральный смысл. В чем она состоит на самом деле?
– Причина в свободе и свободе самовыражения. Нет более веской причины, чем “я так хочу”. “Я так хочу” объясняет все: это моя свобода поднять руку.

– Вам захотелось проявить свободу таким образом – закрыть группу? Раз эта группа ваша, то и ваше право закрыть ее?
– Абсолютно точно.

– Скоро год вашему новому проекту “Рубль”. Многие в Сети говорят о том, что “Рубль” – это некий ребрендинг группы “Ленинград”. Правда ли это? Если нет, то в чем отличие?
– По моему, уже достаточно сложившемуся, мнению, в интернете умные люди не пишут. Мне кажется, формирование общественного мнения суммируется из глупых заявлений. Почему-то так сложилось, что дураков всегда больше, чем умных. Интернет как самая демократичная платформа приводит яркий пример ущербности любой власти большинства, когда большинство навязывает позицию меньшинству.

На самом деле, меньшинство всегда более продвинуто: Эйнштейн – он такой один. Если бы на суд большинства вынесли его теорию, то большинство сказало бы, что это полное говно.

– А вы бы сами вступили в клуб дураков?
– Я не люблю никакие клубы. Мне не нравится, когда люди сбиваются в стаи. Мне кажется, это самое дурное, что досталось нам от предков-обезьян. От этого и клубы ищут вожаков.

– Так есть ли отличительная разница между “Ленинградом” и “Рублем”?
– Для кого-то даже между женой и любовницей разницы нет. Пусть каждый сам определяет. Для меня же все определено: я занимаюсь тем, чем занимаюсь, и для меня разница существенная. Если ее кто-то не видит, мне даже не обидно.

– А чем конкретно отличается творчество этих групп?
– Чем, например, голубой период Пикассо отличается от розового?

– Я в искусстве не очень разбираюсь.
– Я тоже не разбираюсь, но он отличается. Это самое главное. А для дураков – один хер Пикассо.

– Часто ли вам приходилось изменять себе в творчестве?
– Что значит “изменять себе”? Я себя не знаю, никто толком себя не знает.

– Например, посредством заработка…
– Я настолько спокойно отношусь к деньгам, что меня это нисколько не ломает. Чем больше денег, тем лучше, а кто будет говорить об обратном – те полные дураки.

– О чем в творчестве вы можете сказать: “Это несерьезно”? О песне, исполнителе или о чем-то еще?
– На самом деле, несерьезно все, кроме бессмертной души. Все это – тлен и пепел.

– Сколько вам лет?
– Уже много – 36. У меня год за три идет.

– Следите за своими коллегами?
– Вы имеете в виду Путина? Ну так, послеживаю.

– Я имею в виду музыкантов.
– Да нет, не слежу. Иногда только. Наверное, после распада Red Hot Chilly Peppers и следить-то не за кем. Да и зачем следить? Если вещь стоящая, рано или поздно ты о ней все равно узнаешь.

– Что для вас значит “стоящая вещь”?
– Стоящая вещь трогает что-то лично в тебе. Для кого-то другого она может вообще ничего не стоить.

– Есть для вас какой-то эталон качества в творчестве?
– Все только субъективно, никакого эталона нет. Кому-то нравятся маленькие сиськи, кому-то большие – какой тут может быть эталон.

– На какие эксперименты в творчестве вы готовы?
– Я вообще не готов на эксперименты. Я уже наэкспериментировался так, что мне хватит.

– А как насчет неких гибридов, например, смеси рока с симфонической музыкой?
– Это уже было тысячу раз. Это не эксперимент, а проверенные формы и даже банальность. Это никому не нужно, а мне-то уж точно.

– А что для вас тогда небанальный эксперимент?
– Самая лучшая музыка – это тишина. Если я заткнусь и не буду ничего делать – это будет самое лучшее.

– Это правда, что в одном из интервью вы назвали себя “могильщиком русского рока”?
– В какой-то определенный момент я считал, что труп рока можно закопать, но сейчас я понимаю, что это зомби. А зомби невозможно похоронить – он все время встает. Это живой труп, и хоронить его не нужно. Я свою лопату отложил. Я уже не могильщик, но и за зомби пока охоту не начал.Сергей Шнуров хмурый, группа Рубль. 2009 год, портрет

– Какие у вас отношения с современным телевидением?
– Нормальные. Оно где-то есть, я где-то существую. Я к телевидению отношусь как к пидорам: они мне не мешают, и я им не мешаю.

– При этом вы были ведущим одного из проектов. Это было по наитию? Вам захотелось, и вы решили попробовать себя и в этой сфере?
– Я веду кое-какие программки, но это не имеет отношения к современному телевидению. Это не комедийный жанр, не ток-шоу, не реалити-шоу. Это образовательные программы, более-менее толково и с чувством сделанные.

– О чем эти программы?
– Программы разные. Скоро, кстати, будет семьдесят лет с начала Зимней войны с Финляндией, и финское телевидение сделало программу, которая так и называется “Зимняя война”. В Петербурге и Финляндии ее будут показывать в одно и то же время. В этом проекте я выступаю в качестве ведущего со своим финским коллегой Вилле.

– Прежде чем согласиться, вы присматриваетесь к проекту, выбираете?
– Пока говна не предлагали. Зовут иногда в какие-то программы поучаствовать, но я туда не хожу. Я отвечаю, что нет времени. И это правда.

– Насколько взаимна ваша любовь с кино?
– Не знаю. Я себя на экране не очень люблю и вообще скептически отношусь к современному русскому кинематографу.

– Есть же вещи, в которых вы согласились участвовать…
– Их совсем немного, слава Богу.

– Это специализированные вещи, которые вам просто понравились?
– В последний год я снимаюсь в том, что мне понравилось. До этого не снимался вообще. Снимался только у друзей, у тех людей, которых я близко знал лично.

– Вы хороший друг?
– Откуда я знаю? Это надо у друзей спрашивать. Как любому человеку, хотелось бы быть лучше.

– Что для вас дружба? Умеете вы дружить, на ваш взгляд?
– Если я скажу, что умею дружить, тут же причислю себя к сообществу дураков. Какой нормальный взрослый человек скажет: “Да я, блин, друг-профессионал, я умею дружить”? Я пытаюсь, стараюсь.

– Каким вас не знают ваши слушатели? Могут ли они узнать о вас больше на концерте?
– Они меня вообще не знают. Я сам себя не знаю.

Друзья – это те люди, которые тебя более-менее знают. У меня их не так много. Всех остальных я не знаю, хотя со многими общаюсь уже на протяжении долгих лет. Узнать человека до конца вообще невозможно, тем более с помощью концерта.

– Не мешает ли вам творчество устраивать личную жизнь?
– Нет, не мешает. Вообще, личную жизнь гораздо проще устроить с помощью творчества.

– Можете ли вы себе позволить быть слабым?
– Сам с собой – конечно. Каждый человек на самом деле слаб.

– Играть в жизни вам приходится часто?
– Наверное, как и всем: все ведь в жизни играют. Кто-то берет интервью, кто-то их дает – вот мы сейчас, например, распределили роли.

– Какие достижения в своей жизни вы считаете наиболее важными для себя?
– Мне кажется, все достижения – это миф, придуманный либо самим собой, либо окружающими тебя людьми. Все достижения по большому счету ерунда, поэтому опираться на них – это все равно что опираться на пустоту.

– Так что же можно посоветовать, если достижения – это ерунда?
– Не париться и не зацикливаться ни на чем.

Текст: Алексей Вайткун, Марина Шкиленок, ET CETERA

Оцените статью
( Пока оценок нет )
Добавить комментарий

четырнадцать − 10 =