Сергей Шнуров: «Успех — не самоцель» « Группировка Ленинград и Сергей Шнуров

Поделиться в соцсетях:

На фестивале Music&Film, который пройдет в Риге и Юрмале 15-18 июля, Шнуров опять попробует себя в новом амплуа — выступит в компании со знаменитым «Терем-квартетом». В преддверии концерта музыкант ответил на вопросы.

— Вам повезло — вы не такой, как все?
— Это цитата из моей песни про менеджера? Да, я думаю, что мне повезло. Только в отличие от менеджера в офисе я не работаю.

— «Я — и. о. БГ», пели вы в конце девяностых. Когда и почему вы перестали им быть? Чьи обязанности выполняете сейчас? И кто в таком случае сам БГ?
— Перестал им быть тогда, когда мало кто стал понимать, что такое «и. о.» и что такое «Б. Г.». Когда я сочинял эту песню, еще была жива память о Ленинградском рок-клубе, а сейчас она абсолютно стерта. Молодое поколение вообще не знает, что это такое, и слава богу. Сейчас я просто дядя Сережа. Без и. о. А Борис Гребенщиков не выходил из роли никогда. Он как был гуру, так и остался. Но не для меня. Уже с 10-го класса перестал. Как человек, спевший «Я — и. о. БГ», может говорить, что Гребенщиков — его гуру?

— Ваш любимый мультфильм детства?
— В детстве был такой чешский мультик про крота. Даже не помню, что там происходило, но мультик вызывал у меня какой-то восторг.
Я мультики не очень люблю. Хотя иногда озвучиваю. Но это мультики такие — для взрослых. Забавно, но тяжело. Помню, озвучивал в каком-то мультике все роли. Сидел два дня взаперти. Даже ложась спать, продолжал прокручивать в голове тексты. Из мультфильма сложно выйти. Войти в него легко.

— Вы снимались в фильме «Мой друг Иван Лапшин». Остались какие-нибудь воспоминания о съемках?
— А никаких воспоминаний. Даже режиссера картины Алексея Германа не помню. Я был мальчиком, в классе втором учился. К нам подошла съемочная группа. Сказала: «Побегайте, покидайте снежки». Мы побегали, покидали снежки. Потом я спросил: «А какой это фильм?». Они: «Мой друг Иван Лапшин». Все. Даже не знаю, остался ли этот эпизод после монтажа. В фильме много дворов. Я надеюсь, что в каком-то кадре моя рука пролетела. Или голова.

— Уголовное дело об уклонении от службы в армии на вас все еще висит? Не мешает в быту?
— Сразу видно, что вопрос из Латвии. Вы просто не врубаетесь. У нас призывной возраст до 27 лет. То бишь сейчас уже поздно. А уголовное дело заводят после того, как тебя находят. Меня не нашли.

— Концептуальное использование мата и плагиата обеспечило скандальную славу Тимуру Кибирову и Анатолию Осмоловскому. Повторить ранний успех они так и не смогли. Не боитесь повторить их траекторию?
— Я вообще не боюсь никаких траекторий. Если она твоя, то чего ее бояться? И успех же — не самоцель. По-моему, гораздо важнее отношения с собой. Неуспех — это тоже, может быть, твой путь. Сколько людей неуспешных… Я не меряю категориями успеха-неуспеха. Так меряют те, у кого успеха не было. У меня уже был успех. И «был» — наверное, ключевое слово. Ничего страшного в этом нет. Вот если бы мне было 18 и у меня был успех — вот это было бы страшно. Сейчас я решаю, как и всегда, какие-то свои сугубо личные творческие задачи, которые не касаются больше никого. Будут они успешными или неуспешными, это мое личное внутреннее дело.

— Ваш первый всенародный успех пришелся на год дефолта. А текущий кризис удается использовать в своих целях?
— В 1998 году группу «Ленинград» знало человек сто. Я считал, что это был успех. Как можно использовать кризис в качестве продвижения? Наверное, можно, но мои демоны другие. Я боюсь других. Но они же мои, и я не готов с ними делиться читателями столь значимого издания, как…

— Редакция GQ провозгласила вас человеком года в тот раз, когда читатели проголосовали за Путина. Вам не жалко, что читателей обманули?
— Я хочу пожелать всем не читать вчерашнюю прессу. Читайте позавчерашнюю. Или прошлого века. Это интереснее. А вообще, я об этом даже никогда не думал. Если бы мы с Путиным конкурировали в равных областях, тогда да. А так Путин занимается самбо, а я — легкой атлетикой. Сложно конкурировать. Не хотел бы я конкурировать по уровню популярности с таким электоратом. Мне не хочется быть популярным у этих людей.

— На ранних концертах вы зачитывали отрывки из своего романа. Какова судьба этого текста? Планируете ли его когда-нибудь опубликовать?
— Книжка называлась «Х.. й вам». Она была напечатана в 1997 году на оберточной бумаге, в которую селедку заворачивают. Напечатали мои друзья из рекламного агентства. Экземпляров триста. Ничего, хорошая была книжка. Речь в ней шла о вечных ценностях, как в любой книжке. Я ее сам лично раздавал. Было смешно. Какие-то экземпляры у кого-то до сих пор остались. Мне ее показывают периодически. Переиздавать не собираюсь, сейчас этим никого не удивишь. А в 97-м это, конечно, давало по шарам.

— Изучение философии сказалось на ваших текстах?
— Не сказалось.

— Кто из философов вам ближе по духу?
— В разные времена по-разному, но так или иначе я постоянно возвращаюсь к Платону. Хотя в телефоне у меня есть фотография могилы Канта. А Гегель уже не мое, вообще. Могилу Гегеля я бы не фотографировал.

— В поэме Ерофеева «Москва — Петушки», которую вы записали как аудиокнигу, встречается термин «трансцендентально». Как человек, читавший Канта, скажите: он там просто ради красного словца, или за ним проглядывает концепция?
— Конечно, проглядывает. Как человек, читавший Канта, я считаю, что тут главное — понимать разницу между трансцендентностью и трансцендентальностью.

— Возможен ли с помощью запоя прорыв к трансцендентальному? И нужен ли он?
— Скорее, к трансцендентному. Нужен ли? Кому как. Мне, скорее всего, да. Ну, раз я пью.

— Чем будущее выступление в Риге будет отличаться от концертов «Ленинграда»?
— Сам не знаю. Для меня это пока загадка. Я люблю эксперименты. В «Тереме» тоже люди подвижные. Но не такие подвижные, как я. Их больше, им тяжелее двигаться. Мне очень хочется сделать из этого значимую акцию — не только для зрителей, но и для себя. Реверансы в сторону культурных корней мне не очень нравятся. Я вообще не люблю реверансы, мне больше нравится удар по яйцам.

«Бизнес&Балтия» № 119(3965) от 28 июня 2010 г.