4 октября в Пензе состоится концерт ставшей уже легендарной группы «Ленинград». Стоит отметить, что этот столь долгожданный концерт – первый в нашем городе за всю историю этой группы, так что у вас сомнений не должно возникать – идти или нет!
Сергей Владимирович предстал перед журналистами совершенно не в том образе, который мы привыкли видеть в клипах группы «Ленинград», и это еще раз доказывает, что никогда не стоит путать сценический образ с реальным человеком.
Первый вопрос, который интересовал пензенцев, – когда ждать нового альбома? Сергей обрадовал ценителей группы «Ленинград»: ждать осталось недолго, и новая пластинка под актуальным названием «Пляж Наш!» появится на прилавках интернет-магазинов уже в этом году. Она будет несколько отличаться от прошлых работ, ведь при записи и сочинении новых композиций команда Шнура предпочитала слушать русские народные песни, в частности хороводные. По словам фронтмена группы, данный факт очень сказался на звучании будущего альбома.
К сожалению, в ближайших планах у Шнура не числится работа на ТВ, так как вот уже восемь лет у него нет телевизора дома, и он совершенно не представляет, что сейчас творится на современном телевидении, считает, что явно не то, что ему понравится. А ведь такие проекты, как «Ленинградский фронт» и «История российского шоу-бизнеса» были крайне тепло встречены телезрителями.
Такая же участь ждет и другое «хобби» певца – живопись, ведь картины Шнурова пользуются определенной популярностью и даже выставляются в Эрмитаже. На это увлечение банально не хватает время, к тому же «один человек не может производить весь культурный продукт в стране». А из последних приобретений – прижизненный портрет Сталина для друга. Хорошо ведь быть другом Шнура, правда?
Сергей Шнуров считает, что в России нет аналогов группы «Ленинград». Да, есть много подражателей, но петь песни с матом недостаточно. «Ленинград» – это история, за которой есть свой бэкграунд, своя философия, и именно такой подход делает эту группу уникальной на российской сцене, (группу, кстати, очень любят в Европе и даже США). По словам самого Шнурова, главная причина такой вселенской любви – в аутентичности исполнителей и песен.
Естественно, не обошлось без вопросов про политику, но Сергей четко дал понять, что он не принимает ничью сторону и не прибивается ни к одному берегу.
Конечно, была затронута тема употребления алкоголя. Многие требуют на концерте именно «старого Шнура», но сейчас, по заверениям самого Сергея, у него нет вредных привычек – только полезные.
Как бы это ни было странно, все песни пишет исключительно Шнур, так как он не приемлет группового творчества, всю ответственность за неудачные песни несет только он сам.
В завершении пресс-конференции вспомнили интервью с Ксенией Собчак в журнале «Сноб», в котором Сергей отмечал гибель русской культуры. Комментарий не заставил себя долго ждать: «Широкое заявление с моей стороны. Русская культура гибнет с момента появления. Я не знаю, что ждет ее в будущем, ведь как угодно могут развиваться дальнейшие события. Все мы заняты мелкой поместной ерундой. Все заняты этим, кроме меня».
Ж.: Какие первые впечатления о Пензе?
Ш.: Аэропорт, ресторан, видел Пензу лишь с самолета.
Ж.: А вы до этого что – либо слышали про Пензу, про наш город?
Ш.: Я вообще удивлен, что этот город – не миф. Что он есть. Не слышал.
Ж.: Есть ли какие-нибудь истории связанные с нашим городом, ассоциации?
Ш.: Честно говоря, про Пермь я слышал больше.
Ж.: Последнее время у вас новых альбомов фактически не издавалось. В 2012 году был последний, а сейчас идет череда клипов, которых много на сайте. С чем это связано?
Ш.: Мы уже записали уже, сейчас сводим, какие то доделки сейчас происходят. Он выйдет в этом году. По большому счету, надобности в альбоме сейчас экономической нет. Можно считать в рамках тех же самых клипов, синглов, альбом мне захотелось сделать, потому что показалось, что есть какое – то там большое общее высказывание.
Ж.: . Как он будет называться?
Ш.: Альбом будет называться “Пляж Наш!”.
Ж.: . По аналогии с Крымом?
Ш.: Нет, по аналогии с пляжем.
Ж.: А каким он будет этот альбом? Какие песни? Чем он будет отличаться от предыдущих?
Ш.: Как не странно – да, он будет содержать песни.
Ж.: .Ну они будут чем то отличаться от предыдущих альбомов? Что будет нового?
Ш.: Как не странно, он будет отличаться от предыдущих.
Ж.: Скажите, пожалуйста, чем?
Ш.: Ну я не знаю чем. Он больше в строну русской песни, архаичной. Слушали мы ансамбль, по моему, Осипова, что -то такое, русское совсем, народное – хороводное.
Ж.: Мат будет?
Ш.: Что такое мат?
Ж.: Что у вас с сольным проектом под названием “Рубль”? Как то будете продолжать его дальше, или все же в рамках “Ленинграда”
Ш.: Ну, “Рубль” был не сольным проектом, там было 3 – 4 участника “Ленинграда”. Задача “Рубля” была в том, чтобы самому себе доказать, что какой то сермяжный, гаражный рок возможен на русском языке. Я задачу для себя решил и в дальнейшем как – то не вижу смысла продолжать. Мне ясно, что это – возможно.
Ж.: А вы планируете еще на телевидении работать? Или вам это не интересно?
Ш.: Меня с завидной частотой зовут в какие – то проекты, но у меня уже семь лет нет телевизора, поэтому я даже не знаю, что там происходит, мне сложно знать. Не думаю, что там интересные программы, типа “Ленинградского фронта”, не думаю, что какие – то циклы документальных передач сейчас уместны на нашем телевидении.
Ж.: А интернет телевидение? Использование более современных каналов и способов?
Ш.: Ну это время. Я же не могу заниматься всем. Не может же один человек в этой стране производить весь культурный продукт.
Ж.: А занимаетесь ли вы сейчас живописью? Есть ли время на это? Или это был какой – то определенный период в жизни?
Ш.: Да нет, я постоянно придумываю какие – то визуальные образы, которые можно найти в клипах и многие картины я придумываю, но просто их не делаю, потому что нет времени.
Ж.: А у вас дома висят ваши картины?
Ш.: Дома сейчас вспомню. Дома нет, мне кажется. Последнее у меня приобретение, приятель мой очень меня просил, на день рождения найти ему прижизненный портрет Стали-на. Я нашел, но он стоит пока у меня дома.
Ж.: Скажите, пожалуйста, когда появляется яркая группа, появляются аналоги, почему в России нет аналога группы “Ленинград”?
Ш.: Почему же? Очень много таких, пародийных проектов.
Ж.: Ну а не пародийных, которые бы тоже использовали матерную лексику?
Ш.: Очень много тех, которые используют матерную лексику.
Ж.: Но они не популярны. Есть группа “Ленинград” и она знаковая в России.
Ш.: Потому что “Ленинград” – это нечто тонкое. Можно взять различные ингредиенты, как например, духовые, матерную, как вы ее называете, лексику и бытописание, все это сложить и получится полная хуйня, как у большинства, потому что за этим стоит некий бэкграунд, за этом должно быть нечто большее. А внешние факторы – они внешние.
Ж.: А сложно быть группой “Ленинград”. Нести все это?
Ш.: Группой “Ленинград” уж точно быть проще, чем, например, “БИ – 2” или Земфирой. Это – узкожанровые проекты, и они не могут выйти из собственных пределов, а группа “Ленинград” – беспредельная вещь во всех смыслах этого слова.
Ж.: А вот у вас есть песня с Нойзом и другими исполнителями. С кем вы еще планируете записаться в ближайшее время?
Ш.:Я не люблю совместные треки, потому что мне всегда кажется, что я лучше всех.
Ж.:В чем, на ваш взгляд кроется причина успеха группы “Ленинград” в Восточной Европе. Знаю, что вы успешно выступали на Сигет (прим.: музыкальный фестиваль в Будапеште) в этом году.
Ш.: Ну на SZIGET мы выступаем уже с начала 2000.
Ж.: Это да, ну и в Германии вас очень любят.
Ш.: Да и в Америке тоже.
Ж.: Почему русский продукт “Ленинград” более успешный, чем другие артисты?
Ш.: Ну потому что во – первых, мы не стесняемся того, что мы русские. Мы не притворяемся, что мы англичане, что мы не изображаем из себя жителей Франции. Мы абсолютно дикие охуевшие русские самые настоящие. Интересны аутентичные продукты. Забавно воспринимается все наши рок группы, потому что для жителя Миссисипи, когда русский человек с носом – картошкой начинает играть блюз, это примерно как негр играющий на балалайке. Это разовое развлечение. Серьезно к этому относиться нельзя.
Ж.: А вот группа “Аукцион”, например, или подобные ей, которые в себе имели минимум элементов копирования?
Ш.: Группа “Аукцион” – великая группа. Но, я уже давно не слушал, что там происходит.
Ж.: Ну вы недавно вместе выступали на концерте?
Ш.: Ну это такие эксперименты, как бы авангард, который авангардом уже и не является. Это авангард восьмидесятых.
Ж.: Исходя их последних событий спрошу, вы человек аполитичный? Или же все же прибиваетесь к какому- то берегу?
Ш.: Ну я не вижу берегов.
Ж.: Ну например, Скляр, который в тельняшке поет патриотические песни, другой – Макаревич, который типа пятая колонна.
Ш.: Да все это глупости, что то, что то.
Ж.: Т.е. вы аполитичны?
Ш.:Я за здравый смысл, а его там нет.
Ж.:А нет ли у вас впечатления, что перед вами какое – то средневековье новое разворачивается, как, например, в книжках Сорокина.
Ш.: Ну новое средневековье этот термин придумал Умберто Эко, аж в году в 2004 году, если я не ошибаюсь. Так что новое средневековье уже даже и не новое. Понятно, что но-вые технологии сочетаются с какой- то странной архаикой, как у великого Сорокина. Но сложно себе представить, точнее сложно было раньше представить, что какие то невероятные технические достижения, такие как запуск спутников или открытие телевидения, или понимание полупроводников, какие – то невероятные достижения были нужны, чтобы мы смотрели, сука, “Битва Экстрасенсов”. Для этого же летают спутники, чтобы нам показывали с помощь современных средств туже самую архаику.
Ж.: «Ленинград” представляется как группировка, а что вы вкладываете в это слово?
Ш.: Группировка – была раньше, сейчас мы уже скорее группа, когда это некий союз единомышленников. Группировка – это союз групп.
Ж.:А у вас есть свободное время?
Ш. В принципе оно все у меня свободное.
Ж.: Абсолютно?
Ш.: Да.
Ж.: Ну свободное время предполагает семью. Общение с дочерью у вас имеет место быть?
Ш.: Имеет, не далее как позавчера.
Ж.: Советуете ей может быть что – то? Или она уже взрослый человек и все решает сама.
Ш.: Я себе то не могу ничего посоветовать, как я могу дочери что – то советовать.
Ж.: А вообще обращается за советом?
Ш.: Я не припомню такого. Ну что такое совет? Совет – это просто. У тебя есть собственная глупость и ты хочешь услышать другую глупость. Вот и все.
Ж.: Скажите, на всех постерах вы изображены с длинными волосами, а сегодня вы с другой прической. Какой имидж вам более нравится?
Ш.: У меня все это спонтанно. Я вообще об этом не думаю.
Ж.: Ну какое либо придаете смысл, значение этому?
Ш.: Глядя на свою жену, которая может одеваться два часа, там понятно, что у нее происходят какие то глубинные невероятные химические процессы в голове. Я одеваюсь за ми-нуту. У меня же нет понимания того, что мне хочется, длинные или короткие волосы.
Ж.: За столь длительное существование группы, вас не раздражает, что значительная часть аудитории групп вас не воспринимаете как обычного, реального человека, а ассоциируют больше со сценическим образом и думают, что вы и в жизни такой же как и на сцене, хотя это не так?
Ш.: Я думаю, что уже не так сильно. Ситуация переломлена. Но на самом деле, этот образ сложился в их голове не понятно почему. Большинство молодых людей, которые требуют возвращения старого “Ленинграда” и пьяного Шнура и других атрибутов, они в жизни не были на концерте старого “Ленинграда” и они вообще не представляют что это такое.
Ж.: А как у вас сейчас с вредными привычками? Употребляете?
Ш.: У меня вредных привычек не было никогда. Все были очень полезные.
Ж.: Т.е. алкоголь в меру?
Ш.: Я стал пить реже, но больше.
Ж.:А как вы думаете, почему в русской музыке так мало юмора вообще? Почему все так мрачно?
Ш.: Ну потому то русский рок…. Ну почему, в русской музыке в целом много иронии, например, тот же самый Укупник – воплощение иронии и на это серьёзно смотреть нельзя, ну а Филипп Киркоров разве не ироничный персонаж. Я думаю, что это персонаж посильнее Сид Вишеза будет по часть международного ахуя. Русский рок растет из великой русской литературы, где вообще все не до шуток. Там они постоянно грустят, постоянно хотят в Москву или не хотят, они сами не знают чего хотят. Вот такой русский рок.
Ж.: А вы смотрели “Трудно быть богом” Алексея Германа?
Ш.: Нет.
Ж.: А сейчас появляется много трибьютов групп. Хотели бы вы, что лет через десять состоялся трибьют “Ленинграда”
Ш.: Нет
Ж.: Почему?
Ш.: Ну во, первых я не вижу в этом какого – то большого искусства. С точки зрения коммерции, мне кажется, что за это же время можно сделать больше. Какая то дань моде, реверансов в сторону собственного величия, но у меня с самооценкой все в порядке, мне такие реверансы не нужны.
Ж.: А есть ли такой концерт, на который вы сами хотели бы попасть?
Ш.: Я очень хотел попасть на концерт AC/DC в Лондоне, но мне дали английскую визу, и с тех пор я обижен на Англию. У меня холодная война с ней
Ж.:А что завтра зрителям ожидать на концерте?
Ш.: Ничего хорошего. Мне очень нравится один из боев Мухаммеда Али, где он на протяжении всех раундов делает вид , что он абсолютно не умеет боксировать, а в последнем убирает своего противника. Лучше говорить, что ты слабый, так что ничего хорошего.
Ж.: Вы периодически появляетесь на сцене в чем мать родила. Это спонтанное желание или спланированная акция?
Ш.: Это было то вообще три раза за всю историю группы. Я просто не думал, что это разумеет такой эффект.
Ж.: Помните фильм “Маска”, где он говорит, что забацает рок в этой дыре. Вот обратитесь к пензенцам и попросить их, что бы они завтра забацали вместе с вами рок в дыре под названием “Изумрудный город”.
Ш.: Я не буду так говорить. Это личный выбор каждый. Кому то этот концерт и даром не нужен. Я бы на месте зрителей остался бы дома, ведь по телевизору столько всего интересного. Мне так кажется.
Ж.:А что вас может заставить перестать материться?
Ш.: У меня нет такой проблемы. А что меня может заставить не использовать иностранные слова? Это мой язык. Он – русский. Я так говорю. Многие ситуации, которые происходят, происходили и будут происходить в моей жизни я, иначе как словом пиздец я описать не могу. Другого слова я не знаю. Это – не конец, это – не фиаско, это – не трагедия, это – пиздец, это – определенное состояние бытия.
Ж.: Самое плохое и самое хорошее воспоминание в жизни?
Ш.: Да у меня плохих то и нет.
Ж.: Ну, пиздец, когда был?
Ш.: Пиздец – это степень и знаков не имеет. Пиздец – это не значит плохо, это не значит хорошо. Это близкое к слову восторг. Если я увижу в какой то момент перед собой разворачивающийся ядерный гриб я пойму что это пиздец. Но это не значит плохо или хорошо, это яркое личное впечатление.
Ж.: Вот плохое яркое впечатление и плохое яркое впечатление?
Ш.: Я не делю так мир на плохое и хорошее.
Ж.: Ну, депрессия была кода-нибудь?
Ш.: Депрессия – это же заболевание серьезное, и то, что сейчас так это слово стали ис-пользовать не по назначению это не правильно. Депрессия лечится таблетками, химическими путями, и у меня не было депрессии. Какой то сплин русский он, естественно, есть. Он у всех есть. Когда бодун, так он абсолютно точно есть.
Ж.:И тогда можно сесть за песни?
Ш.: Песни с бодуна не пишутся.
Ж.: Кто у вас сочинитель в группе?
Ш.: Все сочиняю я. Коллективное творчество – боже упаси. Коллективное творчество – это адище.
Ж.: Т.е. страну должен строить один человек?
Ш.: Не знаю. За страну не отвечаю.
Ж.:У вас есть волнение перед тем, как выйти на сцену?
Ш.: Раз на раз не приходится. Причем, это не зависит от ничего. Оно бывает спонтанно.
Ж.: На ваших концертах бывают какие то официальные первые лица?
Ш.: Эммм… сейчас пытался долго вспомнить как зовут губернатора Питера… Наверняка бывают. Мы играли много корпоративов. Дело в том, что я н смотрю кто в зале, никогда. Мне без разницы. Все люди. Тогда нужно вводить фейс контроль какой – то, пускать только тех, кто тебе очень нравится. У меня нет таких делений на социальные группы. Концерты ходят люди, в основном, с ушами и глазами, и это самое главное.
Ж.: Олигархи тоже, наверное, приглашают периодически?
Ш.: Олигархов мало осталось, они – вымирающий вид. Хотелось бы, чтобы больше приглашали, но их уже нет
Ж.: Перед выступлением в Пензы вы выпьете, или нет?
Ш.: Я не пью перед выступлением уже с года 2006. “Пленку жую”. Скорость произнесе-ние меняется, песни темповые стали. Если бы ы играли баллады, как “Металлика”, то я бы мог быть пьяным в говно.
Ж.: Самое короткое и самое длинное выступление.
Ш.: Я думаю, что ни того, ни другого я не помню.
Ж.: В позапрошлом году вы приезжали на фестиваль “Рок над Волгой”. Вам понравилось?
Ш.: “Рок над Волгой” вообще был очень профессионально сделан, фестиваль очень толко-вый. С точки зрения человека, который находился за кулисами, все было сделано идеально, не было никаких нареканий и накладок, нас привозили когда надо, куда надо. Все ра-ботало как часы.
Ж.: Не жалко, что его скорее всего не будет?
Ш.: Я не могу жалеть, о б этом. Мы выступим на другом фестивале. Даже если мы и не выступим – не жалко. Даже если мы вообще выступать не будем – не жалко.
Ж.:А есть ли разница между выступлением фестивальным и сольным?
Ш.: На фестивалях, обычно, хуже звук. Поэтому лучше выступать сольно, и когда перед тобой никто не играл. Бывают и шикарные фестивали, как тот же “Рок над Волгой”
Ж.: А у вас есть отмороженные фанаты какие-нибудь?
Ш.: Я не обращаю на это внимание. У меня шапка – невидимка. Не думаю об этом.
Ж.:О чем вы тогда думаете в течении дня?
Ш.: О многом.
Ж.: Что бы вы хотели сказать людям, если перед вами будут стоять все люди мира?
Ш.: Я бы сказал, не слушайте его! Слушаете сами себя.
Ж.: .А за нецензурную лексику штрафуют сейчас на концертах?
Дмитрий Прокофьев, организатор: Мне уже из прокуратуры сегодня уже звонили.
Ш.: Я не знаю. Нас не штрафовали. Я надеюсь, что нет. У нас большой штат директоров – пираний шоу – бизнеса, которые занимаются юридическими и финансовыми вопросами, лично меня никто не штрафовал.
Ж.: . А есть ли какой – нибудь принцип отбора песен на концерт: фестивальные, сольные, цензурные – не цензурные.
Ш.: Я об этом не думаю. Это как спросить: “А сколько у вас песен и гитарным соло?” Я не знаю. Ну есть какие – то песни. Я делю вообще песни на хорошие и неудачные. С матом они или без мата для меня нет никакой разницы.
Ж.: .А что для качественная музыка?
Ш.: Качественная музыка закончилась на Шнитке, наверное. Остальное – попытки сделать народную, которая выдается за качественную.
Ж.: .А вы сами какую слушаете музыку?
Ш.: Я слушаю всякую музыку
Ж.: .А из современных? Сейчас очень много образуется всяких групп
Ш.: Ну они как образовываются, так и умирают. Я стараюсь не запоминать названия, так как понимаю, что завтра их уже не будет.
Ж.: .Т.е. не слушаете?
Ш.: Нет, я слушаю
Ж.: .А кого можете назвать?
Ш.: Вот так, чтобы прям полюбить и слушать днями, ну White Stripes – это было последнее увлечение, ну а больше, по-моему ничего и не появилось, за что можно зацепиться. Может быть “Die Antwoord” у меня увлек пару лет назад, но последний альбом меня разочаровал, и я понял, что это все, это колодец тоже стал сухим.
Ж.: .А вот вы год назад, когда давали интервью Ксении Собчак и “Снобу” сказали, что русская культура сейчас гибнет. Как на ваш взгляд, что придет на ее место, и что приходит?
Ш.: Ну это, конечно, слишком широкое заявление для мня. Русская культура гибнет с момента своего появления. Не знаю, что придет, как угодно могут развиваться события, не-понятно основание русской культуры, мы ее не вычленяем, никто об этом не думает, все заняты мелкопоместной ерундой, никто не понимает что такое русская культура, кроме меня.
Ж.: У вас давно зазывали в Пензу, но вы отказывались, почему?
Ш.: Этим занимается отдел, который занимается концертной политикой. Я не знаю, как это складывается. Я вообще с трудом представляю что я тут делаю. Обычно мы всегда отговариваем от концертов, но некоторые упертые товарищи не верят нам на слово.
Ж.: Спасибо за ответы
Ш.: Спасибо, увидимся на концерте!
