«А еще какая-то Земфира трахает мне мозги с ночи до утра», – спел однажды Сергей Шнуров. Ему же принадлежит кавер-версия песни «Искала» – со словами «ты искала меня»: Земфира запретила «Ленинграду» включать ее в альбом. Два главных человека в российской рок-музыке начала 2000-х не ладили, не выступали на одной сцене и даже не были знакомы. Встреча могла произойти прошлым летом на фестивале Нашествие» – но Шнур опоздал и приехал в Раменское днем позже: пришлось знакомиться с Гребенщиковым. Весной 2003-го у них появилось кое-что общее: из группы Земфиры ушли басист и барабанщик, у группы Шнура не сложились отношения с властями Москвы и области, так или иначе – обе группы перестали давать концерты в столицах. Воспользовавшись ситуацией, Борис Барабанов назначил Земфире и Шнурову встречу в ресторане «Японский городовой», не предполагая, что к концу разговора они назначат друг другу встречу на записи песни новой группы Шнура «Диоды».
Земфира: Здравствуйте, Земфира.
Шнуров: Сергей.
З: Надо, что ли, вина какого-нибудь взять… Потому что я всех здесь вижу в первый раз в жизни.
Ш: Я тебя по телику видел.
«Афиша»: Ну, начнем. Во-первых, вы оба сейчас находитесь в состоянии какого-то молчания – с точки зрения широкой публики…
З: Я поняла, это фишка журнала «Афиша». Им уже трудно вызывать по одному, они парами вопросы задают. Вы по каким признакам объединяете?
Ш: Просто сейчас все находятся в состоянии молчания, и они решили всех по парам вызывать.
З: Я предлагаю по трое… Я не молчу, я нахожусь в отпуске. Все нормальные люди ходят в отпуск. Только я сама решаю, сколько он продлится. Но вообще, надо признаться, это затягивает.
Ш: Я тоже не молчу. Мне кажется, вообще никто не молчит. Sex Pistols – они молчат, но в то же время они слышны.
«А»: Москва и Московская область, например, тебя не слышат.
Ш: Ну… это мои финансовые убытки. Все это забудется, «Ленинграда» вообще не будет в контексте современной шоу-бизнес-массовой культуры. К этому нужно относиться спокойно. Нужно быть фаталистом, недаром мы в японском ресторане сидим. Не будет «Ленинграда» – и бог с ним, будет что-то другое.
З: Интересненькое дело, Сергей, вам задают вопросы, я слушаю, узнаю что-то новое… Я просто хотела в этом диалоге принять участие, а потом подумала: ну что лезть, спрашивать Сережу…
Ш: Нет, полезь, полезь!
З: Вообще говоря, удивительно, что в наше время что-то запрещают, тем более – выступление какой-то группы. Это является свидетельством капитуляции властей, что ли… Мне кажется, был какой-то личный конфликт. Иначе откуда такая принципиальность?
Ш: К счастью, не было личного конфликта.
З: Непонятно. Когда люди начинают так себя вести, под этим есть какая-то почва – матерное слово, обращенное именно к нему…
«А»: Есть информация, что в одной из газет тобой было сказано что-то подобное…
Ш: Такие вопросы решаются через суд, а не путем отмены концертов.
З: Естественно. Смешными в этой ситуации выглядят люди, которые запрещают.
Ш: Знаешь, мне чисто по-человечески обидно.
З: Тебе обязательно разрешат, я уверена. Пройдет какое-то время… Но данный спор выиграл ты. Просто должен кто-то, видимо, за тебя врубиться.
Ш: Врубаются.
З: Я имела фрагментарный опыт общения с губернаторами. Модель, мне кажется, одинаковая: они все вопросы решают в бане. Надо кого-то заслать в баню.
Ш: По-моему, уже и в бане были… Пока не получается.
З: Главное – не расстраивайся.
Ш: Понимаешь, вот Лимонов в тюрьме, на Сорокина – уголовное дело, Баян Ширянов бесконечно шляется по судам…
З: От него, кстати, отстали, он выиграл… Так что, Сергей, я уверена, все будет нормально.
Ш: Противно просто, что все это – подковерная возня. Нет такого открытого письма, что, типа, Сергей Шнуров, заткнитесь и больше не пойте. Первый концерт запрещен вообще непонятно почему, второй – потому что Масленица. Третий будет запрещен потому, что прорван трубопровод в соседнем селении…
З: А что, ты все это время не даешь концерты?
Ш: В Москве – нет.
З: А в других городах?
Ш: Давал, но вот сейчас в Алма-Ате нас чуть не закрыли. В Питере выступаем.
«А»: Насчет Питера – ты уверен, что там у тебя стопроцентные позиции?
Ш: У меня стопроцентные позиции в Нью-Йорке, вот это точно, в Гамбурге где-нибудь. У нас тур сейчас будет по Германии.
З: Гамбург – отличный город. Мы недавно как раз там играли. Это был один из лучших концертов в Германии.
Ш: А вы в каком клубе играли?
З: Не помню. Было восемь немецких городов. Но было отлично. Гостиница, в которой мы жили… выходишь налево, и тут подземный переход, в котором круглосуточная торговля крэком.
Ш: Класс.
З: Гостиница во Франкфурте – выходишь, по диагонали аптека, и там сидят люди и еженощно и ежеденно делают себе инъекции… А ты с русскими промоутерами ездил?
Ш: Не-а.
З: Это хорошо. Русские – они территориально находятся в Германии, а головой – в Бердичеве восьмидесятого года. Они читают русские газеты, общаются только с русичами, языков не учат. Непонятно, чего они живут в Германии.
Ш: Я спрашивал – говорят, что они там социально более защищены, не знаю, от чего… На самом деле эмигрируют же слабые люди.
З: Полностью согласна. Я заметила такую закономерность: когда человека зашивают от алкоголя, он резко становится… какой-то унылый.
Ш: Я даже знаю, почему так происходит. Раньше у него не было цели в жизни, а теперь она появилась, и эта цель звучит так: «Не пить!» Понимаешь, вот цель в жизни – не пить!
З: В Германии, конечно, были очень смешные эпизоды. Вот, к примеру, чтобы стать рыболовом, тебе нужно полгода проучиться и получить лицензию. Потом ты пошел на рыбалку и поймал щуку и карпа. А в Германии существует такой закон, что ты не можешь нести щуку и карпа в одном ведре, потому что щука укусит карпа. По идее, тебе нужно два ведра. Представляете? Это как раз эмигранты рассказали.
Ш: Мне вот очень не нравится выступать в Финляндии. Это не страна, это просто пиз…ц. На концерте толпа стоит, и такое ощущение, что сейчас… у-у-у-у… что-то непонятное произойдет. Стоят… хлопают (медленно хлопает в ладоши).
З: Я финнам не играла, но играла латышам много раз.
Ш: Примерно одно и то же.
З: Нет, они эволюционируют; но очень много сил надо приложить, чтобы они зашевелились. Про то, чтобы попрыгать, я молчу. При этом им нравится, они подходят после концерта, благодарят. Но если у меня на каждом концерте прыгают, то мне неловко, что в Латвии не прыгают.
Ш: Все равно привыкаешь, что у тебя, например, на концерте все дерутся без конца. Вообще-то, мне клубные концерты нравятся больше. Если я не могу подмигнуть какой-нибудь симпатичной девчонке, мне плохо. Я вижу какое-то бушующее животное большое, и непонятно, что происходит, реакцию не схватить. Не могу в эту черную стену колбасить бесконечно. А в клубе выходишь – ла-ла-лай-ла – можешь вообще упасть, полежать там, бухнуть с кем-то…
З: Как-то в клубе выступали, и моего клавишника дергали за штаны и орали: «Ну-ка уйди, солистку не видно…»
Ш: Так это приятно же!
З: Или какая-нибудь лошадь напьется, упадет на стойку, стойка упадет и обязательно стукнет микрофоном мне в зуб.
Ш: Вот это гадость.
З: Но из любого концерта можно высечь то, что тебе надо, даже из домашнего музицирования. У меня лучшие концерты были дома, под пианино. Но я что-то в последнее время наигралась. Сыграла три тура. И в третий тур очень много концертировала. Надо отдыхать.
Ш: У меня все это кончается тем, что если три концерта подряд, то все – организаторы и неорганизаторы – очень хотят со мной выпить.
З: Интересно, такие песни поет – и удивляется! Я тут тоже удивилась недавно. Была в Уфе, читала там местную газету, на четвертой полосе – статья про тебя. Я узнала, какого ты года рождения, и удивилась.
Ш: А что?
З: Думала, ты старше. Оказалось, у нас с тобой разница в три года. А то ты как-то пару раз выступал по телевизору как взрослый дядя, рубил с плеча…
Ш: Я люблю выступать в политических программах. У меня есть мнение.
З: Я вот заметила, что к музыкантам в последнее время отношение, как к спортсменам: молодцы – на своем фронте, но поговорить с вами не о чем… Хочешь, поболтаем про политику, про перестановки в руководстве?
Ш: Назначения в силовых структурах…
З: Матвиенко отослали в Северо-Западный округ, она теперь будет решать судьбы Петербурга и иже с ним…
Ш: Ага, ага…
З: Я не знаю, как относиться к этой женщине, я читала два ее интервью, видела раз пять в телевизоре, у меня не сложилось мнение… Мне вообще не очень нравится профессия политика.
Ш: Политика – это высший шоу-бизнес. Я уверен, что Путин – он проходил по кастингу. Такое впечатление, что его выбирали примерно из трехсот мужичков такого же возраста.
З: Нет, нормальный человек туда не пойдет. Я, например, играла в ресторанах. И вот гуляют бандиты, с плетками, представляете, ужас? Плетки по залу свистят, задевают мои клавиши, я сижу – ни жива ни мертва. А дней через пять банкуют юристы, какие-то хорошие адвокаты города Уфы… и зрелище – гораздо безобразнее. В общем, я очень редко общаюсь с властями.
«А»: Сейчас начнутся предвыборные кампании. Вам наверняка будут поступать предложения…
Ш: Мне от одной партии поступило предложение написать гимн. Но я ни в какую партию не вступлю – просто потому, что там уже есть какое-то количество людей.
З: Я, кстати, в Интернете прочитала предложение сделать Шнура мэром Москвы.
Ш: Можно, конечно, баллотироваться, но я прекрасно понимаю, что там единицы ничего не решают, есть некие силы, которые ведут закулисную борьбу. Все намного серьезнее.
З: Электорат у тебя уже есть.
Ш: Электорат – это еще не все. Вот я приду туда и окажусь в такой же ситуации, как Путин: и нашим и вашим, и полный п…ц.
З: Кто ты по образованию?
Ш: Я ничего не закончил. Я учился на архитектора. Потом пошел в реставрационное училище – по примеру всяких рок-героев современности. А потом я ушел в духовную академию и учился на теолога.
«А»: То есть в религиозных передачах ты тоже мог бы выступать.
Ш: Сейчас уже нет. Современное состояние культуры и просвещенности нашего народа и мира в целом меня пугает. Мне тяжело думать, что многие люди не читали Гомера или хотя бы пару трудов Платона. На мой взгляд, это тот багаж, которым должен обладать каждый культурный человек. В Древнем Риме, чтобы быть образованным, необходимо было прочитать пять-шесть книжек, строго им следовать и ориентироваться. А сейчас вообще накоплено столько этой всей писанины – как говорил Бродский, человечеству уже пора заткнуться и идти в библиотеки.
З: В данном контексте хочу вставить веское женское слово. Надо истребить телевидение. В библиотеке и в компьютере ты найдешь все.
Ш: Не все можно найти. У меня был опыт. Я пытался найти Бога через Яндекс. Нажал «Бог» и «найти». Жуть – я увидел столько сектантов, всякой х…ни, но Бога не нашел.
З: Так вот, а телевидение – это какая-то приманка: надо прийти, сесть, включить телевизор, и тогда все нормально. Телевидение – зло. Уж лучше компьютер. Я до 18 лет ничего не смотрела, кроме видео, а потом начались гастроли. И сидишь ты один в этом городе – некоторые (косится на Шнура) могут пойти побухать, а женщины не могут в таком режиме играть каждый день концерты, я не настолько сильна. И вот ты включаешь телевизор и начинаешь его ненавидеть. Недавно, представляешь, ОРТ: четыре с половиной часа – бенефис Николаева! РТР – три с половиной часа бенефис Ротару! НТВ – бенефис группы «Экс-ББ»!
Ш: «Экс-ББ» мне очень понравились. Там уровень юмора в том, что они выходят все время в разных трусах.
З: А как ты относишься к видеоклипам?
Ш: Да никак. Рекламный ролик.
З: Вот, давай пожму твоего краба (пожимают руки), потому что у меня такое же отношение, это всего лишь реклама. Исключительно коммерческий ход.
Ш: У меня поэтому принцип: клип должен стоить не дороже 500 долларов. Если стоит дороже – значит, плохая идея.
З: Знаешь, дорогой мой, «плохая идея», а где хорошие? Среди русских клипов идей – раз, два и обчелся.
Ш: Нет развития. Вот ты можешь себе представить оператора, который развивается на программе «Окна»?
З: Эту передачу я вообще не понимаю. И самое смешное, что когда я вечером щелкаю пультом, я всегда нарываюсь на них. Они что там, без перерыва идут?
«А»: А на музыкальные каналы та же реакция?
З: MTV я не могу смотреть больше часа, даже если оно фоном играет. У меня в компьютере много музыки, и мне достаточно.
Ш: Мне кажется, что время музыкальных каналов, как и время радио, ушло. Сейчас настолько много музыки, что люди вправе слушать как-то по-другому.
З: Послушай, ты живешь в Петербурге, я имею московскую прописку, а на периферии совсем другая история. Я в прошлом апреле начала тур с Дальнего Востока, и в каждом городе висели огромные баннеры: «Открывается радио «Шансон», «Открывается радио «Шансон». «Шансон» просто шагает, открывается в городе. Какой там Radiohead?
Ш: В моем случае клип или ротация на радио – не определяющие.
«А»: Но для того, чтобы песню «WWW» пел стадион в Лужниках, – а вас при этом еще не было на сцене, – все-таки потребовались усилия массмедиа.
Ш: Это как раз чудовищно для меня. Зачем мне, чтобы эту песню пели все? У меня были хорошие продажи дисков. На мой взгляд, большего из «Ленинграда» не нужно было выжимать.
З: Я боюсь, что в какой-то момент ситуация вышла из-под твоего контроля. Ты уже говоришь «мне не надо», как в мультфильме, девочка рвала эти лепестки и захотела игрушек, игрушки валят и валят, и она орет: «Да не надо мне больше, не надо!» А они валят из всего «Детского мира», со всей планеты… Я могу сказать свое мнение. У меня Шнур уже ассоциируется с таким фолк-героем, народным в хорошем смысле, – люди цитатами из Шнура разговаривают. И я думаю, в твоем случае видеоклип – это такое «ну хорошо, вот вам клип еще один»… Я читала, вы еще один клип сняли?
Ш: Шикарный клип. Я сделал новый проект – «Диоды».
З: И про это я в Интернете тоже читала, что это будет музыка 80-х годов.
Ш: Электропоп. Типа группы «Мираж».
З. (поет): «Музыка на-а-ас связала»… Отличный был альбом, вся страна его слушала. «Мираж» гораздо лучше, чем «Ласковый май».
Ш: Гораздо. Он более мелодичный.
З: Он культурнее гораздо.
Ш: «Ласковый май» фиг споешь – по пьяни, чтоб на улицу выйти и спеть.
З: Был еще такой Корнелюк, мелодист.
Ш: Да-а…(Поет.) «Подожди… дожди-дожди»…
З: (подпевает) «Я оставил любовь позади…» Знаешь, что я никогда не переключаю? Хотя я не люблю радио – как только на радио звучит песня «Only You» (напевает песню Savage «Only You»), вот этот диско-поп я никогда не переключаю, Scotch, Savage, Falco…
«А»: Как говорят музыкальные критики, все это возвращается сейчас.
З: Все циклично, все так и развивается – по спирали. Всю музыку придумал Бах 400 с лишним лет назад. Все эти «хорошо темперированные клавиры», гармонические очередности, которые вообще существуют в мире, – ничего нового в плане гармонии после Баха не было, только новые настроения, новые ритмические приемы.
Ш: Опять же Ницше – вечное возвращение.
«А»: То, что я слышал из «Диодов», – это, честно говоря, тот же «Ленинград», но на синтезаторе.
Ш: Странно, если бы ты услышал Шостаковича… и подумал, что это Моцарт.
З: А еще я читала, что если у человека в мозгу сформировалась какая-то мелодика, то она у него будет с первой ноты до последней. Весь этот тайм-код содержится в голове до конца. Тот же Элтон Джон – кто угодно споет его песню, это все равно будет Элтон Джон.
Ш: Хотя в итоге в «Диодах» будет петь девушка, что украсит все это мероприятие.
З: Однозначно. Вместе вам надо. Девушка с хорошим голосом?
Ш: С шикарным.
З: Может, я что подпою, не хочешь?
Ш: Споешь, да?
З: С удовольствием.
Ш: Но такую, ностальгическую. У меня, к сожалению, нет с собой компакта, я бы дал послушать.
З: Дай то, что можно спеть, – я дома посижу, попою. Сейчас оставлю телефон тебе.
Ш: Давай попробуем!
З: Очень будет смешно на фоне твоих предыдущих опусов… Два раза ты меня обидел, два раза.
Ш: Сегодня?
З: Нет!
Ш: Ну один раз в песне…
З: А второй раз по телефону назвал меня «мужичком».
Ш: Да я был в мясо!!!
З: А у меня был бронхит. (Хрипит.) «Алло, здравствуйте!» А он: «Ну ты вообще, как мужичок разговариваешь». Но никаких обид.
Ш: Да какие обиды…
Иллюстрация Инны Каленской
Текст Борис Барабанов (Коммерсантъ)
Журнал Афиша
