Сергей Шнуров: «Мозг и душу придумали глупые люди» « Группировка Ленинград и Сергей Шнуров

Поделиться в соцсетях:

У лидера группы “Ленинград” есть все шансы войти в историю. Неутомимый исследователь и философ с легкостью монетизирует любые идеи. Есть у него и еще способность – возвышаться над реальностью, жить будто вне времени, а оттого иметь особенно четкую картину происходящего.

С Сергеем Шнуровым мы встретились в преддверии его 42-го дня рождения и накануне выхода фильма “Приличные люди” с Сергеем в одной из ролей, который стартовал в прокате 30 апреля. “А я про день рождения и забыл, – говорит Сергей безо всякой эмоции. – Соберемся с музыкантами, родителями. Че там праздновать, не люблю помпезность”. Он не скрывает своего прохладного отношения к Москве, здесь у него настроение деловое, решительное. Впрочем, можно говорить и о смене имиджа Шнура. Сергей Шнуров сегодня вне сцены – не ярый нарушитель общественного спокойствия, а примерный семьянин, интеллектуал и денди. Пусть даже в спортивных штанах и майке-алкоголичке.

– Сергей, вас никогда не видно на премьерах, фестивалях, премиях. Вы, как рупор эпохи, разве не считаете нужным знакомиться с продуктами времени? Смотреть резонансные фильмы…
– Можно смотреть все что угодно и не зависеть от дат и чисел, благо есть Интернет. Потом я, как человек уже возрастной, стараюсь учиться на чужих ошибках. Зачем первому идти в кинотеатр? Если что-то стоящее, до меня докатится. А ерунду пусть дети смотрят. Они для этого и создаются – чтобы на них пробовать всю ерунду. Серьезных, больших, сдвигающих культурные пласты фильмов мало выходит. Таких, как “Криминальное чтиво”, “Прирожденные убийцы”…

– Вот режиссер Александр Сокуров считает, что жизнь коротка для того, чтобы тестировать на себе то, что создается сейчас, ведь есть уже проверенные временем мировые шедевры. Вы думаете так же?
– Я бы не сказал, что вся классика влияет благотворно. Вот Апулей, автор “Золотого осла” – романа, написанного неудобоваримым языком, изображающего полную удовольствий жизнь, которая ведет к переходу в “скотское” состояние. Полезно его читать или не очень? Это все спорно. Понятно, что мы своими корнями уходим в эллинский период, если уж совсем глубоко копать. Кто к этому периоду не обращается, не читает, к примеру, Аристофана, тот сам себя лишает широкого понимания, сам у себя крадет.

– Если говорить, что Тарантино повлиял на кинематограф, то что повлияло на вас? Ведь были до вас такие дерзкие, бескомпромиссные люди, которые выступали в смежном жанре, – Летов, Мамонов, Сукачёв, Курёхин…
– Я такой человек, который слушает все. Например, я не являюсь поклонником Тимати, но он мне знаком. И я испытываю все равно некое влияние. Дима Билан, “Рождественские встречи” и еще много чего тоже присутствует в моей жизни. Понятное дело, что и Курёхин, и Летов… Но и Кобзон там тоже есть. И неважно, как я к этому отношусь. “Нравится – не нравится” – этими категориями я уже давно не мыслю.

– А какими категориями мыслите?
– “Сильно – не сильно”. Сильно то, что влияет на дальнейшее развитие культуры в широком смысле. А есть просто информационный шум. Скажем, “Левиафан” для меня – не сильное кино, а типичный русский фильм. Ничего нового не сказано. Я имею в виду даже не сюжет, а художественный язык. Язык старый, а люди уже говорят на новом.

– Рок-музыкант – это не столько профессия, сколько образ жизни. Вы смогли вовремя остановиться?
– Знаете, я никогда рок-музыкантом не был. Когда вел совершенно юношеский, правильнее сказать, гусарский образ жизни, я, боюсь, переплюнул рок-музыкантов всех, вместе взятых. Они даже близко не подходили к тому, чем занимался я.

– Вы о себе говорите “я человек возрастной”. Это кокетство или вы действительно чувствуете себя очень взрослым, умудренным опытом?
– Я не чувствую, я умею читать и заглядываю в паспорт. Глупо говорить, что тебе 20. Те люди, которые в 42 ощущают себя на 20, – идиоты.

– А еще говорят: тот, кто в молодости не был революционером, не имеет души, а кто в зрелом возрасте не стал консерватором – не имеет ума…
– Мне кажется, что мозг и душу придумали глупые люди, чтобы оправдать свое бессмысленное существование.

– У вас на этом месте какие-то другие органы?
– Конечно. Пустота. Буддистская звенящая пустота.

– Тогда имеет смысл спросить, как поживают ваши коммерческие проекты. С недавнего времени вы продвигаете в Интернете треники и майки с соответствующими надписями марки Shnurovs, а ваша жена занимается балетной школой.
– Жена на днях второй балетный зал в Петербурге открыла. Да хорошо все.

- Вам эти бизнес-проекты зачем? Для прибыли или для морального удовлетворения?
– Вообще, если дело получается, оно всяко приносит моральное удовлетворение. Если мыслишь категориями бизнеса, то и сама прибыль приносит моральное удовлетворение. Это как написанная картина: ты задумал, написал – и она получилась. Ты доволен.

– А картины, кстати, по-прежнему пишете?
– Сейчас вот написал на день рождения своему товарищу. Пишу картины в подарок. Сюжетов нет, как обычно. Так что про это не спрашивайте. Картины пересказывать глупо, как и кино. Зачем писать картину, если можно написать рассказ? У меня бесстилье. Если есть почерк, уже хорошо.

– Вы женаты уже около пяти лет. Как это вас угораздило?
– Недавно мы переезжали на новую квартиру, жена нашла свадебное платье, надела и поняла: мало того что она в него влезает, так оно ей даже стало чуть велико. Это обстоятельство, конечно же, любую девушку радует. Так вот, начали мы с Матильдой вспоминать, сколько лет живем законно (хотя мы и “в законе” живем как “вне закона”). С трудом подсчитали – пять лет мы в браке и девять лет со дня знакомства будет в декабре.

– Вы думали, что на такое способны? И изменилось ли у вас отношение к моногамии?
– Пока это мой рекорд.

– Что заставило вас пойти в загс? Хотели девушке приятно сделать или у вас была внутренняя потребность?
– Ну, если вам какой-то мужчина скажет, что была внутренняя потребность пойти в загс, знайте: он врет. Либо он совсем юн. Какая может быть потребность? У меня причина была абсолютно экономическая. Вот, к примеру, я умираю, и начинается какая-то возня с родственниками. А тут все понятно: жена распоряжается. Вот такие неромантические соображения. Не помню, кто сказал, но, по-моему, очень хорошо: “Вступая в брак, нужно посмотреть на человека и понять, что через некоторое время он может стать твоим самым лютым врагом. Если ты готов к этому – можешь идти дальше”.

– Вы уже увидели в Матильде лютого врага или это время еще не пришло?
– Да нет, ну что вы… Имеется в виду после расставания. Нужно же все варианты рассматривать. Это новое поколение солнечных отморозков считает, что их жизнь непременно сложится по-другому. Мол, сейчас все “мимимишками” и ромашками увесим, выложим в Instagram – и все будет зашибись. А насчет моногамии – каждый решает сам, нет здесь рецепта. Кто-то так себя чувствует, кто-то – эдак, я в разные периоды – по-разному. Некоторые счастливо живут, гуляя налево и направо, я таких не встречал, но слухи доходят. Каждый выбирает свою стратегию.

– А вы не задумывались о детях в новом браке?
– Периодически мы поднимаем эту тему. Дети во многих случаях у нас являются таким как бы оправданием себя. Мол, не зря же я жил на этом свете – вот детей вырастил. И когда дети рождаются по такому поводу, то это самое печальное, что может быть, поскольку их дети тоже оправдывают себя через детей.

– Ну, вам это не грозит.
– Наверное.

– А есть какие-то отношения с Серафимой и Аполлоном, вашими взрослыми детьми от предыдущих отношений?
– Дочка учится в университете, изучает китайский язык, культуру. Сын – в школе, как и положено 15-летнему мальчику.

– Вы с ними в приятельских отношениях или опекаете, воспитываете?
– Боже упаси, я никого не опекаю и никогда этим не занимался. Это бесполезное, глупое, нервное и никчемное занятие. Я никогда никого не воспитывал. По-моему, это видно из содержания моих песен. Помните, у Некрасова стихотворение “Сеятелям”. Он призывал сеять “разумное, доброе, вечное”. Тут же противоречие на противоречии! Разумное по определению не может быть добрым, а доброе – вечным. Если ты разумен, ты не можешь быть добрым. Так что я сею неразумное, недоброе и невечное.

– Еще есть такой тезис, что “поэт в России – больше, чем поэт”. Музыкантов у нас пытаются вовлечь в политические игры, сделать так, чтобы они формировали какое-то мнение. Чувствуете ли вы давление в этом плане?
– Давления не чувствую. Те, кто вопит о сталинском режиме, неправы. Скорее всего, они предостерегают, это их право. Но воздух еще есть. Его немного, но он есть. Насколько я понимаю, при тоталитарном режиме воздуха нет вообще. Это разные стратегии выживания – совсем без воздуха или когда есть все же чем подышать. “Поэт в России – больше, чем поэт”, – сказал Евгений Евтушенко, который в 60-е годы собирал стадионы. Сейчас поэт в России, слава богу, только поэт.

– Вы тоже собираете стадионы, у вас миллионы подписчиков в Instagram.
– Стадионы стадионами, но у меня ориентиры посерьезнее. Мандельштам, Пастернак, Бродский, Маяковский. Сильные поэты, настоящие. Я себя не ставлю с ними в один ряд. Я как сверчок: знаю свой шесток. Реально понимаю, кто я и что я делаю. Без экзальтации сценической. Что меня и отличает от других, так сказать, артистов. Потом в этом мире победившего “личного мнения” любой школьник в Интернете может послать великого поэта, властителя как бы дум. И вся эта конструкция тут же рушится. Колоссальное количество подписчиков у меня в Интернете только потому, что я стараюсь не писать чушь. А любая заказуха в какой-то степени будет чушью, потому что это всегда несвободное мнение.

– А какую вы занимаете позицию по отношению к истории с Макаревичем и Арбениной? Предпочитаете сохранять нейтралитет и ждать, когда мимо проплывет тело врага?
– Так нет никакого тела. Макаревича травят, согласен. Но по большому счету общество так наэлектризовано, что ему уже палец покажи – и оно набросится. Тут проблема-то другая. Это истерика внутри общества. Дело не в Макаревиче – ему просто досталось, могло достаться кому угодно. У Арбениной все окей: что ни журнал – везде ее объяснения себя.

– Ей выступать не дают, объясняя отказ техническими причинами. Вы такой проблемы не видите?
– Я вижу проблему в том, что слово потеряло свою значимость, все болтают черт-те что. Как в Интернете, так и в СМИ. Все началось с того, что на концерте в Киеве Арбенина вдруг решила извиниться за коллег, которые в страшное для страны время не приезжают и не поддерживают Украину. С какой стати? Ее уполномочил кто-то? Она что, депутат? Потом ее стали “закрывать”. Это какое-то сочленение глупости. Как и с Макаревичем. Он, будучи пацифистом, выступал за то, чтобы не было войны вообще. Но надо понимать, что такое политика, война… Здесь пацифистские речи не будут восприняты ни той ни другой стороной.

– Вы очень близки как народу, люмпену, так и олигархам, которые рады видеть вас на банковских корпоративах. Как считаете, почему вы для всех свой, понятный и близкий?
– Дело не во мне. Просто группа “Ленинград” транслирует ясную эмоцию. Это ощущение русского яростного праздника. Со всеми отягчающими. У нас праздничных групп и артистов вообще мало. Есть позеры, страдальцы с посылом “Жить невозможно!”… Вся палитра серого представлена на эстраде. Все “50 оттенков”. А красного нет. После выступления группы “Ленинград” не хочется опускать руки, нет ощущения, что, мол, все, приплыли. После группы “Ленинград” хочется жить.

– У вас здорово получается все, за что ни беретесь. Пишете музыку к кино и в фильмах снимаетесь. Что хотелось бы развивать, куда идти?
– Да чем занимаюсь, тем и заниматься. Музыки к кино я написал уж достаточно – к фильмам 15 точно. Неплохо получилось, но это мне уже реально неинтересно. Последнюю работу я даже заставляю себя доделывать. Нет у меня любви к кинематографу.

– 30 апреля вышел фильм “Приличные люди”, почему согласились играть?
– Во-первых, интересный сценарий, во-вторых, я пообщался с режиссером Климом Поплавским (сыном телеведущей Яны Поплавской. – Ред.), и у меня возникла вера в этот проект. Немаловажно и то, что работа была необременительной: большую часть времени я изображаю труп. (Смеется.)

– Жанр черной комедии вам, должно быть, особенно близок…
– Не может быть не близок. Россия живет в жанре черной комедии уже давно.

– А режиссером вы никогда не хотели быть?
– Нет. Но время от времени мы делаем клипы “на коленке” – приходится быть и режиссером, и оператором, и кем угодно. Но это не от желания, а от безысходности. Вариантов, с кем работать, правда, мало. Нет человека, который бы не испортил то, что хочется донести. Задача одновременно простая и очень сложная. “Ленинград” ведь тонкая штука, его легко ввергнуть в пропасть невыносимой скабрезности – эту грань нужно чувствовать. Многие берут дудки, начинают матюгаться, пытаясь сделать что-то похожее, а магии в этом нет. Звучит пошло, отвратительно, мерзко.

– От чего вы получаете максимальное удовлетворение?
– От того, что я придумываю то, что мне самому кажется сногсшибательным. Почему я так легко могу не пить? Потому что у меня есть наркотик посильнее. Мне намного интереснее что-то придумывать, создавать, чем бухать.

– А как вы себя видите лет через 20?
– Ну как я могу говорить? Спросили бы у меня 20 лет назад: “Сергей, чем ты будешь заниматься?” Я 20-летний вряд ли сказал бы: “Вести страничку в Instagram”. Надеюсь, что буду гибким и смогу принять еще более новый мир, как смог принять этот новый мир сегодня. Посмотрим.

ТЕКСТ: ИРИНА ПОПОВИЧ/HELLO! / ФОТО: ЕЛЕНА САРАПУЛЬЦЕВА, ЛЮБОВЬ ШЕМЕТОВА