Я так заговорилась с супругами Шнуровыми в Матильдином «Кококо», что с ужасом думала об утреннем интервью с ними же. Но Сергей оказался человеком благоразумным. «Чем завтра мучиться головной болью, давай сделаем дело сейчас!» И вот я в парадной — так говорят в Санкт-Петербурге — знаменитого «Дома Шаляпина» (он же «Дом с великанами») на углу Крюкова канала и Римского-Корсакова. Он похож на тот, в котором прошла моя юность. Такое ощущение, что мои атланты сбежали от Эрмитажа, чтобы взгромоздиться на его монументальный фасад. Часов с семи утра из теплоходных динамиков доносится: «Дом Собчака», «Дом Шаляпина, в котором теперь живет Шнур».
Три ночи, но нас встречает бодрая консьержка в меховой шапке и с бантиком на шее. Настоящая хозяйка квартиры — кошка Василиса, гладить которую дозволено только Сергею и Матильде, на остальных она злобно шипит. Расселенная коммуналка была куплена лидером «Ленинграда» всего за миллион с чем-то долларов — слишком опасной казалась сделка. Это теперь она стоит как Лувр. Квартира действительно уникальная: если фанаты обаятельного хулигана разобьют эркер с мастерски выгнутыми рамами и стеклами (а Матильда часто получает эсэмэски «Верните, пжста, ключи, выронил, когда залезал к вам вчера на балкон»), восстановить их будет невозможно. Интерьер выдержан в жанре «живой сюр» — прожженный окурками диван соседствует с антикварной стойкой и автографом Виктора Цоя. Это не квартира людей, заработавших деньги и во что бы то ни стало пытающихся показаться правильными. Нет. Это жилье живых людей. С косметикой в гардеробной (так быстрее утром краситься), тренажерным залом (да-да, для Сергея) и массажным столом (для Матильды). С 7 июня по 9 июля L’OFFICIEL показывает в Московском музее современного искусства персональную выставку выдающегося музыканта «Ретроспектива брендреализма». Она-то и стала поводом для нашего ночного разговора.
На Матильде: кимоно Off-White, подвеска Liza Belotserkovskaya. На Сергее: футболка No.21, пиджак и брюки Valentino, шляпа Move
Сергей, выставка — зачем она тебе?
Сергей: Хочу объяснить зрителю, что и «Ленинград», и все, чем я занимаюсь, делается в рамках большой концепции «брендреализм». Я придумал ее в 2005 году, а в 2006-м написал манифест. Это не плод вдохновения, посещения муз. Это абсолютно, б..дь, рациональная х..ня.
То есть ты — коммерческий проект.
Сергей: Нет. Рациональный — не значит коммерческий. Хотя и отрицать, что я коммерческий, глупо.
Ну, сидя в такой шикарной хате, точно. Выставка — это итог твоего большого пути?
Сергей: Не итог, объяснение. Что все это было не просто хихоньки-хахоньки, песни про сумки Prada и так далее, а что имело под собой почву.
Ну, какими бы хихоньками-хахоньками это ни было, «Ленинград» приносит большие деньги. Ты зарабатываешь и при этом делаешь хороший продукт, тебя любят. Это явно история не про заработок, а про творчество.
Сергей: Я «творчество» исключил из своего лексикона давно. Нет у меня такого понятия даже. Я занимаюсь искусством. Создаю некие искусственные объекты.
Зачем?
Сергей: Таким образом я исследую реальность, ее в некотором роде форматирую и пытаюсь сам себе объяснить.
Мотя, ты муза Сергея много лет. Он тебя рисовал?
Матильда: Нет, никогда.
Сергей: Рисовал! Она спит!
Есть все-таки картина?
Матильда: Ну, если это можно назвать картиной. Сергей пил два дня, смотрел, как я сплю, и на распечатке «Апокалипсиса» сделал такие симпатичные каракули. И написал: «Она спит». Я выкладывала как-то в инстаграме (соцсеть признана в РФ экстремистской и запрещена).
Какая твоя любимая картина из этой выставки?
Матильда: «Любовь и голуби», наверное.
Сергей: Это не картины, а объекты. Причем главное во всем этом брендреализме — даже не сами объекты, а подход. Метод. Что я говорю этим методом? Что эпоха художника, который из минералов пытается сделать краски, подмастерья ему помогают, смешивая с маслом, получить тот самый пигмент, — все это кончилось. Этого нет. Наступила эпоха Стива Джобса. Стив приходит в конструкторское бюро своего большого завода и говорит: «Мне нужен айфон. Выглядеть он должен примерно так, функции должны быть такие». Они начинают работать, эти люди, не особенно нам известные, и в конце концов Джобс выходит в черном бадлоне и говорит: «Ребята, я дарю вам айфон». Это, на мой взгляд, и есть современный художник.
Ты ведь рисовал. Подделывал малых голландцев сто лет назад, зарабатывал на этом.
Сергей: Да.
То есть был художником по профессии.
Сергей: Да. Художник-копиист.
«Ленинград» и копииста что связывает?
Сергей: В принципе, это все об одном. Понимание того, что можно цитировать. Вот я могу цитировать и присваивать это.
И в этом смысле не важно, цитируешь ли ты малых голландцев или…
Сергей: Аллу Пугачеву, да. Абсолютно не важно.
Мотя, жизнь с музыкантом, как мне кажется, сущий ад.
Матильда: Бывает, да.
Сергей: Б..дь, что значит «бывает»? Не бывает.
Ну, это запои, это кипеж.
Матильда: Запои прошли, это уже лет пять как отпало.
Так долго быть с одним человеком, Сережа, не вяжется с твоим образом. Ты вроде такой раздолбай…
Матильда: Более того, он только в этом году начал спать с женщиной старше тридцати! Я его поздравила сразу в свой день рождения.
Я читаю твой инстаграм (соцсеть признана в РФ экстремистской и запрещена). Ты часто признаешься Моте в любви, но как будто боишься быть слишком нежным.
Сергей: Я как муж и партнер — не очень мягкий тип. Наверняка Матильде не хватает так называемой романтики, но я не могу дать того, чего у меня нет.
А что в тебе есть? Главное?
Сергей: Я ох..нный.
Мотя, а ты? Что в тебе самое драгоценное?
Матильда: Не знаю. Доброта, я полагаю.
Сергей: Я-то вообще необъективен. Мне в ней нравится все. Я люблю эту телку, поэтому…
Как вы переживаете эти моменты с гастролями, солистками? Я бы сошла с ума. Фанатки, Алиса Вокс, две девушки новые на него уже смотрят как на бога… Почему ты спокойна?
Матильда: Я спокойна, ибо знаю, что я ох..ннее.
Я читала про эту девушку Алису, будто была какая-то история между вами. Это правда?
Матильда: Нет, неправда. Я болею за группу в целом. Круто, когда есть поющая п..атая телка, которая хорошо двигается. Но, конечно, когда эта п..да начинает вставлять палки в колеса и мешать всему процессу, то у меня с ней прямой конфликт. Но не на почве ревности, а на почве того, что в каждую из них много вкладывается, и когда начинается вот это все…
Меня всю жизнь так долбили, почему у меня нет детей, что теперь я на полных основаниях, как мать, спрошу: почему вы десять лет вместе, а гаденыша не завели?
Матильда: Мы оба не очень горим к этому. Я не испытываю к этому отвращения, не могу сказать, что это п..ец, маленький гаденыш, но к этому нет стремления.
То есть вы готовы к тому, что проживете до старости и у вас не будет детей? Или просто откладываете?
Сергей: Мы об этом особенно и не разговариваем, и не думаем. Я считаю, что о детях стоит задумываться, когда у тебя… Скажем, у нас сейчас двести пятьдесят квадратных метров, да? Вот если пятьсот, тогда, б..дь, стоит. А сейчас мы просто с ними не разойдемся. Нам вдвоем-то здесь тяжеловато.
У тебя странная кривая успеха. Невероятный пик «Ленинграда», период затухания — проект «Рубль» и так далее. Потом опять взлет. Не боишься, что этот гребень может уйти?
Сергей: А что этого бояться? Так и будет. Это нормально, что циклично.
Можно ли сказать, что «Рубль» был ошибкой?
Сергей: Нет-нет. Если бы не было «Рубля», не было бы нового «Ленинграда». Я уходил с так называемого рынка российского шоу-бизнеса при стоимости «Ленинграда» тридцать пять тысяч евро за концерт. А вернулся и получил за первые два концерта двести пятьдесят тысяч в той же валюте.
Почему «Рубль» не стал таким удачным проектом?
Сергей: Он не был изначально под это заточен.
Ты делал проект, ориентированный на неуспех?
Сергей: Нет, почему. На успех. Но в определенной нише. В нише так называемого хард-рока. Тогда открылось много пабов, играть там было решительно некому. И тут появился я. При уходе стоимость «Ленинграда» была, повторю, тридцать пять при двадцати единицах штата. Я сократил штат до пяти и стал стоить десять, то есть в деньгах практически ничего не потерял, просто перешел в другую нишу. Что здесь неуспех? Если бы я вообще ничего не получал и не играл бы нигде и это было бы нах..й никому не нужно, тогда да. У меня была четко, б..дь, выстроенная стратегия. Сейчас я так сделать не могу, потому что все эти пабы и маленькие клубы уже кончились на Руси, там делать уже нечего.
Что такого особенного должно быть в песне, чтобы она понравилась русскому народу?
Сергей: Навязчивый мотив. И очень простые слова.
Все? Тема не так важна? Есть востребованные смыслы?
Сергей: Нет. Это большая ошибка. Что русский народ, что нерусский народ, мы все произошли от обезьяны. Обезьяны любят выть. Ну или кричать: «А! А! А!» Это и есть родоначальник песни. Есть ли смысл в крике обезьяны? Есть ли смысл в песне, б..дь, «Ой, мороз, мороз, не морозь меня»? Это что, обращение, б..дь, к морозу? Или что? Однако песня великая. Впрочем, как и «Тает лед». Нет, я понял: песня должна быть про холод. Чтобы понравиться русскому народу, нужно написать песню про холод.
Мотя, есть ли что-то, что ты знаешь о Сереже, чего не знает больше никто?
Матильда: Он по утрам сидит час в туалете.
Сергей: Час?! Я не сижу час, это она выдумала. Скажи про меня что-нибудь хорошее.
Матильда: С появлением твоих прямых эфиров о тебе знают, по-моему, уже все. Особенно после последнего, который длился сутки.
Ты смотришь?
Матильда: Нет, конечно. Ты видела этот прямой эфир, когда он пьяный пошел туда и сутки там сидел? Я с ужасом включила в какой-то момент, увидела, что он плачет под песни Виктора Цоя, кричит: «Я пью за тех, кто погиб в Афганистане» — и тут же это выключила нах..й, потому что я это видеть, б..дь, не хочу.
То есть ты сентиментален?
Сергей: Нет. Просто плакал под песни Виктора Цоя и пил за тех, кто погиб в Афганистане.
Матильда: Кстати, вот этого о тебе никто не знает: Серега любит поплакать. Например, мы смотрели фильм «Любовь и голуби», он рыдал. Когда они мирились.
Ах ты, Сергей, сентиментальная крошечка.
Сергей: Да, поэтому не смотрю кино.
А что ты знаешь про Мотю такого, что никто не знает?
Сергей: У нее ох..нная ночная черная маска.
Я даже не буду расшифровывать, что бы это ни значило.
Текст Ксения Собчак
Фото Антон Рудзат
Стиль Леонид Алексеев
Выражаем благодарность за помощь в подготовке материала Санкт-Петербургскому государственному академическому институту живописи, скульптуры и архитектуры имени И. Е. Репина и Научно-исследовательскому музею Российской академии художеств
Ассистент фотографа Анна Аникина
Макияж Ольга Васильева
Прически Иван Иванов
Ассистент стилиста Иван Мельничук, Татьяна Азина
Продюсеры Сергей Буниятов, Марина Кацуба @22production
Ассистент продюсеров Валентин Финаев
