После разрыва с Матильдой он снимает в Питере квартиру на другой набережной: вышел да побежал. «Когда времени нет, бегу по набережной, а когда есть — ездим в Сестрорецк, за город. Бегаю так уже месяца три-четыре — ну, потому что подолгу стал дома бывать. Но в Москве не бегаю — в Москве я вообще не знаю, куда бежать, в прямом и переносном смысле».
Меня-то скорее удивляет не сам факт пробежки, а то, как удается остаться при этом незамеченным. Обычно при пешей ходьбе по городу за ним тут же выстраивается процессия охотников за селфи. Он объясняет: «Они просто не успевают сообразить, одно с другим не складывается».
Свою золотую цепь он во время бега снимает — может, еще поэтому меньше узнают.
Месяц назад какой-то подписчик его инстаграма, увидев шнуровский пост про подготовку к полумарафону, выдвинул вполне обоснованную претензию:
- «Сережа, что за развод? Я начал бухать под ваши песни, как и многие, думал, что вы алкаш и раздолбай. Теперь вы миллионер и марафонец, а алкаш и раздолбай теперь я!»
- Шнуров — человек крайне самовольный, но есть одна вещь, с которой он совладать, видимо, не в силах, — это, собственно, «Ленинград». «Ленинград» — это Молох.
- Витамины, впрочем, это мелочи — по крайней мере, по сравнению с тем, что пару лет назад он вставил себе в Лос-Анджелесе голливудского вида зубы.
- Берешь, кладешь на это, потом зарабатываешь деньги, вставляешь себе пластиковые зубы, стеклянный автоматический глаз, искусственную печень — я очень на нее надеюсь! — легкие некурильщика пересаживаешь от молодых футболистов неразвившихся стран, и всё! Я вообще за все искусственное, в том числе искусственный мех.
«Сережа, что за развод? Я начал бухать под ваши песни, как и многие, думал, что вы алкаш и раздолбай. Теперь вы миллионер и марафонец, а алкаш и раздолбай теперь я!»
«Все так», — веселится миллионер и марафонец. Самое же занятное состоит в том, что смена образа продиктована не внешними обстоятельствами, а логикой и нуждами самого «Ленинграда».
Он вспоминает: «Смотри, когда ты играешь один объективно и формально плохой концерт, потом второй такой же, то начинаешь разбираться, почему так происходит. Ну и утыкаешься, собственно говоря, в бутылку. Потому что если ты бухаешь, то уже не можешь произнести отчетливо слова, а тем более пропеть. Я вот, например, тональность не слышу, когда я бухой, и могу такую козлятину разводить, — ну и разводил. Так было не всегда: в 2008 году я еще мог пить перед концертами. А потом я отчетливо помню, как сорвал два концерта группы «Рубль», это был, наверное, 2010 год. Один раз я приехал с бодунища и понял, что не беру ноты. Второй раз я вообще не смог выйти на сцену, потому что был в хламину. Ну и куда уж дальше ехать? Сильнее звона колокола я не слышал. Это возрастное, тут нет никакого чуда. Скорее было бы странно, если б я в свои годы так же бухал, выступал с такой же энергией и не жевал бы пленку».
Шнуров, в общем, сколько я его помню, всегда был в сравнительно неплохой физической форме (в детстве занимался легкой атлетикой, да и сама группа «Ленинград» когда-то зародилась буквально за теннисным столом). Но сейчас он определенно на пике искомой формы. Шнурову сорок пять лет, с него сошли характерная опухлость и похмельная бледность первой половины нулевых, он сменил угарность облика на поджарость, ему к лицу и Balenciaga, и франко-итальянский загар. При этом он сохраняет неуловимую вздорность, и весь его нынешний стиль я бы назвал «папаша из Ниццы» (он и сам недурно шутит про свои гастроли в Ницце как новую форму ницшеанства).
Вместо «Ролекса» у него теперь на руке Garmin — считает пульс и шаги. «Теперь я знаю: мой концерт в среднем — 10 тысяч шагов. А пульс разгоняется до ста сорока шести максимум. Обычно у меня 65, даже 75 — уже многовато. Он у меня 65, даже когда я снимаюсь на Первом канале (Шнуров стал лицом нового сезона «Голоса», ведет его вместе с Бастой, Константином Меладзе и Ани Лорак. — Прим. ред.)
Он объясняет: «Это элементарная физика. Когда начались стадионные концерты, площадь перемещения по сцене увеличилась. Когда ты вынужден держать зал, ты должен бегать по этой большой площадке. Если в течение концерта не можешь двадцать пять раз сбегать туда-обратно, значит … [хреново] выступаешь. Значит, ты просто обычный, сука, русский рок-герой, который выходит и заводит свою муть, стоя на одном месте, неясно кому и неясно зачем. Для такого уже выйти на сцену — подвиг, дошел! А большинство еще поет, сидя на стуле, ножки устают! Вот этого точно не хочется, не зря же мы антирусский рок. Когда уже сорок пять, понятно, что без дополнительной беготни по утрам ты это дело не можешь решить. Репетиция — это ж не концерт, ты ж не заставишь себя передвигаться без зрителя. Беготня и выручает».
Шнуров — человек крайне самовольный, но есть одна вещь, с которой он совладать, видимо, не в силах, — это, собственно, «Ленинград». «Ленинград» — это Молох.
Он требует своего, и, чтобы нести на себе эту ношу (в первую очередь концертную), нужно держать себя в форме. Сначала в угоду ему нужно было много пить, теперь — скорее подпитывать себя. Главный ленинградский ковбой неоднократно пытался избавиться от собственного изобретения, или переименовать, или просто изменить до неузнаваемости, но все тщетно — Молох брал свое. У Шнурова так или иначе меняется все: музыкальные стили, женщины, квартиры, друзья, наряды, привычки, дестинации, скажем так, отдыха, ну и заработки. Но муниципальная мистика «Ленинграда» остается нерушимой, и этот ансамбль со своей музыкой-незамерзайкой продолжает диктовать свой, как сказали бы антропологи, эмотив, то есть безошибочно узнаваемый комплекс ощущений на стыке культуры и биологии, с помощью которых эпоха себя ни много ни мало реализует. «Ленинград» дает выход чувству — фактически это основная его функция, он ничего специально не создает, скорее играет с правилами и нормами. Но важно понимать, что «Ленинград» — это именно комплексная эмоция, поэтому к изначальной сермяжности с годами прибавилась еще и злачность.
Забота о здоровье началась не вчера и не три-четыре месяца назад, а задолго до утренних марафонов. Я пытаюсь вспомнить, когда в его квартире появились пачки американских витаминов и прочие биодобавки. «Витамины скорее немецкие, — уточняет Шнуров. — Ну да, я до сих пор их пью. Раз в год делаю чекап, мне все проверяют, потом на основании этого мне прописывают какие-то очередные витамины, чтобы нормализовался баланс всех этих минеральных веществ. Я не могу тебе сказать, помогают они или нет, — может быть, они бессмысленны, эти таблетки, а может быть, если их отключить, я вообще бы давно сдох».
Витамины, впрочем, это мелочи — по крайней мере, по сравнению с тем, что пару лет назад он вставил себе в Лос-Анджелесе голливудского вида зубы.
«Это вообще нисколько не подвиг. Подвиг был бы, если б я пошел в нашу зубоврачебную клинику и занимался бы этим где-то два года, как мне там рассчитали. Причем за те же деньги. Просто эти четверть миллиона долларов тут тебе размазывают тонким слоем, а ты взамен выкидываешь два года из своей жизни. В Америке я это сделал за три дня».

При этом песня «ЗОЖ» («Ни гантели, ни спиртяга не добавят вам ума») все еще гремит на концертах, сам он продолжает истово курить, да и выпить по-прежнему может — просто он перестал пить системно, как когда-то раньше.
И уж точно в плане общего фанфаронства он не меняется: «Ну ты же помнишь одну из первых моих, так сказать, публицистических заметок — еще в тот, первый интернет — «Здоровье купишь»? Уже тогда было написано, зачем, например, чистить зубы и все такое?
Берешь, кладешь на это, потом зарабатываешь деньги, вставляешь себе пластиковые зубы, стеклянный автоматический глаз, искусственную печень — я очень на нее надеюсь! — легкие некурильщика пересаживаешь от молодых футболистов неразвившихся стран, и всё! Я вообще за все искусственное, в том числе искусственный мех.
И пример The Rolling Stones тому лучшее доказательство! А самое омерзительное в современном мире — это увлечение экологией. Человечество всю жизнь боролось с дикой природой, как вдруг пришли всякие и сказали: давайте помогать дикой природе! Ну пускай тогда откажутся от обезболивающего для начала».
За всей этой фирменной мастерской бравадой тем не менее маячит тот самый вопрос из инстаграма: грубо говоря, можно ли узнать в нынешнем Шнурове того алкоголика и придурка из конца девяностых, что пел «вы любите женщин, а я просто дрочу»? И нужно ли вообще их сличать? Ему уже который год принято пенять на одно и то же: что обращает в шутку все, что попадется под руку, что культивирует отношение к музыке не как к творчеству, но как к товару, что его инстаграм выглядит просто как какой-то интернет вещей (в смысле обилия нарядов), короче, раньше панковал, а сейчас банкует. Дело, однако, в том, что любимое местное обвинение в продажности в случае с «Ленинградом» имеет мало смысла, потому что искомая продажность была в нем заложена изначально. Собственно, а кто на заре карьеры столько пел про деньги? «Когда нет денег — нет любви», «А денег ведь нам платят — как кот наплакал», «Мани на кармане» и так далее. Лирический герой хотел денег, а создатель лирического героя их в результате получил — противоречия вроде бы нет. Шнурову почти все сходит с рук, потому что его за эту руку очень сложно поймать. В самом деле — ничто в его песнях не говорило о том, что нельзя сниматься на Первом канале, или рекламировать таблетки для потенции, или стать голосом букмекерской конторы. Все, наоборот, было заранее оговорено: «Напишу припев попроще, чтобы пели даже тещи». В «Ленинграде» при этом нет ничего надувного, он никогда не нагонял трафик искусственно. Метод «Ленинграда» — это прозрачность, она же — обнажение приема, она же — бесстыдство: Шнуров как ходил без трусов, так, в общем-то, и ходит. Другое дело, что «Ленинград» эксплуатирует разные формы бесстыдства в зависимости от ситуации за окном: когда на разрыв аорты, когда на разрыв шаблона, а когда и на срыв джекпота.
Короче, можно сказать, что Шнуров заигрался, а можно — что выиграл. Он явно придерживается второго варианта.
После ночных съемок в Москве — точнее, прямо в их процессе — он с наслаждением съедает реквизитный бургер. Потом в гостинице выпивает пару бутылок «Жигулевского барного» — по 0,33. Потом он удаляется на очередную встречу, а мы с его юным другом певцом Фараоном от нечего делать смотрим, что у него валяется на столе. Там, в частности, обнаруживается удостоверение святого на имя С.В. Шнурова, выписанное Церковью летающего макаронного монстра, и огромная пачка тех самых немецких витаминов с расписанием по дням. Витамины источают сильный запах корицы.
Шнуров всегда был со сладким на «ты».
Максим Семеляк