Сергей Шнуров о Санкт-Петербурге 90-х

Поделиться в соцсетях:

— Сергей, вы родились Ленинграде и застали 90-е в этом городе. Какие места ассоциируются у вас с этим периодом?
— Первое, что приходит на ум — клуб “Арт-Клиника”, который находился на Пушкинской улице, д. 10. Вся культурная и неформальная жизнь протекала в этом небольшом помещении. На арт-сцене выступали Tequilajazzz, группа “Ном”, “2ва Самолёта” и др. В свое время там отметился даже Роман Трахтенберг. Я был на его концерте. Еще помню, что в девяностые было популярным кафе в аэропорту “Пулково”. Кто мог себе позволить котлету по-киевски, ездил именно в это место. Многие из фарцовской среды как раз отправлялись туда — это была точка сходки. Тем более в то время, чтобы зайти в аэропорт, не нужно было предъявлять билет. Аэропорт был довольно пустынным, так как в девяностые люди стали летать реже по сравнению с шестидесятыми, когда отправлялись на курорты по профсоюзным путевкам.

— А какими в общем для вас были девяностые?
— Я был молод, юн, полон всяких иллюзий и надежд, поэтому для меня девяностые — замечательное время моей юности.

— Фактически все участники проекта “Интерактивная карта Петербурга 90-х” говорят, что девяностые — это свободное время. Девяностые подарили людям новые возможности. Какое у вас мнение на этот счет?
— Я не думаю, что это было круто. Целому поколению забили головы какими-то странными идеалами самовыражения. Если бы, конечно, этого не случилось, тогда бы юноши 18-20 лет ворвались бы в дележки и накопления первоначального капитала. Поэтому мне кажется, что это было довольно ловко сделано: все занялись творчеством и искусством, и, если вы помните, на развалах подавалась сугубо философская литература. Бестселлер тех времён — это “Роза мира”. В то время можно было прийти на концерт — вспотеть, устать и уже у молодежи не хватало сил и мыслей идти против системы. А ведь понятно же, что самая революционная часть населения — пубертат и молодёжь. И в то время ребятам вместо автоматов в руки выдали гитары.

— В 1988 году сформировали группу “Ленинград”, в 1997 году записали дебютный альбом “Пуля” в Лендоке. Почему именно там?
— Когда Леонид Фёдоров стал с нами работать, как продюсер и писать с нами первый альбом, он базировался на Лендоке. Вот поэтому мы и основались там. Лёне тогда еще мои знакомые из полу криминального мира дали в пользование ленточный магнитофон, который я впоследствии выкупил. Не знаю зачем, но как историческую память. Помню, как звукооператор вечером сводил альбом “Пуля” с довольно робкими гадостями, которые мы там пели, а днем он же занимался монтажом фильма “Прощальный тур Иосифа Кобзона”. С тех пор, видимо, у меня засела мысль, что надо чаще прощаться со зрителями.

— А сколько могла заработать группа “Ленинград” за концерт в девяностые годы?
— Я прекрасно помню, что мы начинали со ставки 100$. Потом, в 1998 году, я поднял ее до трехсот. По тем временам это были вполне большие деньги! А если еще группа была трудолюбивая и играла практически каждую неделю, как моя, то на всех участников можно было заработать около 1200$.

— Помните ли вы тренды девяностых? Что, на ваш взгляд, ушло?
— Сейчас, кажется, что в то время Ленинград был еще городом, а не мегаполисом. Мы знали всех соседей. И я понимал, что живу в конкретном районе, здесь у меня такие-то авторитеты. Принадлежу к этой районной культуре… Это были все знаки городской культуры. Сейчас, конечно, Петербург — мегаполис. Все смешалось, люди не живут понятием ни двора, ни района, но это и неплохо. Наверное. Это ушло, но я об этом нисколько не жалею.

— Скажите, пожалуйста, есть ли какой-то предмет или событие, который ассоциируется с вашими девяностыми?
— Да, конечно. Этот предмет называется “Солутан”.

— Что это?
— Лекарство такое. В то время я жил в соседнем подъезде от аптеки и, будучи молодым человеком, не знал, что из “Солутана” приготавливается наркотик под названием винт. Это было особое лекарство от кашля. И к нам постоянно звонили люди, довольно странного вида, и говорили: “Аптека закрыта. Нет ли у вас Солутана, а то я сильно кашляю?” (смеётся) Так я понял, что жизнь, в принципе, сильно больше, чем говорят в телевизоре!